Затем, чтобы не торчать у меня под носом, она уселась на подоконник.
— Виталий Иванович серьезно заболел? — решила она поддержать светскую беседу, болтая длинными ногами в серых атласных брючках.
— Виталий Иванович? Да нет, надеюсь, ничего серьезного. Подъеду после работы в клинику, разузнаю все.
— А что вы улыбаетесь?
— Я? — удивленно спросил я и, не выдержав, рассмеялся. Потерял над собой контроль, что называется, полностью. Мне действительно было смешно оттого, что я вдруг испытал укол ревности. А вдруг мою рыжую секретаршу в самом деле уведет какой-то там прощелыга. Соблазнит ее парижами, мадридами… Нет, я решительно не мог допустить этого. Где еще смогу найти такого работника? Меня ужасала даже сама мысль, что ее место может занять, к примеру, расфуфыренная блондинка или того хуже — двуличная брюнетка.
— А теперь еще смеетесь, — она перестала болтать ногами и пронзила меня взглядом психоаналитика.
— Катя, не обращай на меня внимания, — отмахнулся я. — Ты же понимаешь, живу сейчас в таком режиме, что просчитывать должен каждый шаг, все мне стало подозрительно, даже собственной тени веры нет. Черт бы все побрал…
— И это, по-вашему, смешно.
— А что мне остается? — Я сделал глоток из чашки, аккуратно взял очередную хрупкую раковину с «жемчужинкой», поблескивающей нежным кремом. — Это называется, Катюша, истерический хохот. Как на духу признаюсь, — я засунул за щеку «жемчужину» и посмотрел на секретаршу глазами преданного дворового пса, — только представил, что тебя твой приятель увезет в какой-нибудь Париж… В общем, ужас. У меня не останется ни одного надежного человечка в этой богадельне.
На светлое личико секретарши легла тень.
— Какие страшные вещи вы говорите, Алексей Викторович. Почему вы решили, что здесь нет преданных вам людей? Вас не просто уважают, вами дорожат сотрудники.
— Так что насчет Парижа? — настойчиво гнул я свою линию.
Катя спустилась с подоконника, забрала пустую тарелку с подноса и горестно вздохнула.
— Эх, Париж… Я бы согласилась. Только не с кем! — в отчаянии воскликнула она. — Приятель мой — это Вовка Клочков. Сосед по площадке. Можно сказать, друг детства. Никакого интереса он у меня не вызывает, ни с Парижем, ни без Парижа. К тому же он глубоко женат. Спортсмен, фехтовальщик, за границу потому ездит часто. Понимаете?
— Почему же не понимаю. Все ясно, — я с сочувствием кивнул. — С этой стороны подвоха, во всяком случае, мне можно не опасаться.
Секретарша недоуменно пожала плечами.
— Какой еще подвох? Алексей Викторович, ну что вы…я никуда не собираюсь резко съезжать, да и вообще уходить. Мне нравится моя работа, я многому у вас здесь научилась. Конечно, бывают в жизни форс-мажоры. Но от этого никто не застрахован.