Давай, вонзай клыки в меня.
— Если бы было возможным, геодезическая служба так бы и обозначала, — упрямо не смотрит на меня, и захлебывается дальше в словах.
Я, как глупая шавка, подаюсь вперед, но в последний момент стопорю себя.
Так, это надо прекращать.
Все надо прекращать: и эту болтологию, и новоиспеченную спецгруппу по строительству, и эту… Алису Чернышевскую.
— Анатолий Иванович, — колокольчиком бестия звенит опять на весь чертов Дом Культуры, околдовывая мэра. — Провалиться земля не только под детским домом может. А еще дальше раскол пойдет.
Да-да, провалиться земля и подо мной может. Прямо сейчас.
Но лучше бы под тобой.
Интересно, столичная бестия бывала когда-то в детском доме дольше, чем утренник со стишками и подарочными пряниками, в роли Снегурочки?
Потому что я бывал. Там я вырос.
В голоде, холоде и грязи.
В нищете. По всем фронтам. Кроме ожидания.
Только ожиданий в детском доме — завались.
— Земля и сейчас провалиться может. Что-то ты ни хрена не делаешь по этому поводу.
И — пульс водородной бомбой расходится по телу. Слышу только его. И иногда прорывается постукивание ее ножки. Которой она все время нервно дергает и задевает чертов стол.
Потому что Алиса Чернышевская наконец-то поднимает на меня глаза. И смотрит укоризненно, и нахально, и немного… загнанно.
Хватаюсь за последнюю эмоцию, как за кусок мяса с голодухи.
— В городе есть чем заняться… волонтерам. И это точно не моим комплексом!
— Пока нет никакого комплекса, — довольно напоминает бестия. — Пока это только воздух.
Егор Лин заливается смехом, словно однокурсница удачно пошутила.
Я нахожу ее наблюдение очень несмешным.
— Писульки этой службы — просто бумага, а твои претензии — только воздух.
— Думаю, нам нужно успок… — выдвигает вперед руки мэр, но никому нет интереса до его миротворческой миссии.
— Просто бумага, как и твои деньги, Кулаков, — идет она на прямую атаку, и я вынужден удерживать себя ладонью за стол. — И эта бумага не скроет вреда в будущем.
— Твое нытье тоже не перекроет пользу от спорта, — рублю так быстро, что Алиса и рта не успевает открыть. — И польза будет как раз от этих бумажек.
— Грязных, мерзких купюр, — бормочет она.
— Грязных, мерзких купюр, — подтверждаю я.
И наконец-то подаюсь вперед.
Алиса не тушуется, но мне кажется, она вздрагивает. Вот бы отмотать время назад и разглядеть точно.
Беззастенчиво пялюсь на нее, потому что… потому что только это помогает выныривать из внезапной свалки мыслей.
— Еще две службы должны одобрить это. — Она трясет бумагами, как наживкой передо мной. — И посмотрим —