— Царев, теперь я ненавижу тебя еще больше, — заявляет, посмотрев мне в глаза.
— За что теперь-то? — хмыкаю, пытаясь улыбнуться.
И тут она выдает самую немыслимую дичь:
— Как ты смеешь быть таким обалденным?
Глава 12. Лиза
Блуждаю взглядом по комнате отдыха, где нас с Царевым разместили после оформления документов. Кровь для подстраховки у меня уже взяли — удостовериться в группе и резус-факторе. Хотя вряд ли она понадобится. Это же всего лишь аппендицит.
Операция началась полчаса назад. Царев никак не успокаивается. Меряет комнату шагами. Теребит плюшевого зайчика Марьяны. И периодически выглядывает в коридор. Вытягивает шею, выискивает доктора.
— Сядь, — прошу его в сотый раз. — А то примелькаешься.
Дергает уголком рта. Опускает глаза на потрепанную игрушку и поджимает губы.
Родные отцы не всегда так переживают за своих детей, как Царев за племянницу. Впрочем, родные отцы не всегда своих детей и воспитывают в одиночку. Если те по какой-то причине лишаются матери, то обычно груз опеки ложится на плечи бабушек.
Стук в дверь немного отвлекает. Появляется надежда, что нам пришли доложить об успешной операции. Но на пороге возникает незнакомый мне мужчина. В деловом костюме. С ухоженной седой бородкой. Высокий. Волевой. Встречается взглядом с Царевым и выше поднимает подбородок.
— Ты что тут забыл? — звереет Царев.
Мужчина входит в комнату, но дверь оставляет открытой. Сует руки в карманы брюк, смотрит на меня и вдруг улыбается. Будто узнает. Но я его впервые вижу.
— Ребровский сообщил, что Марьяша в больнице. Я сразу же прилетел, — отвечает он, переводя взгляд на Царева.
— Нафига?
— Она моя крестница, Константин.
Царев желчно усмехается. Жестом руки показывает мне на своего собеседника и представляет его:
— Лиза, познакомься, Иван Григорьевич Кайсаров собственной персоной.
Я поднимаюсь с дивана и медленно ему киваю:
— Здравствуйте.
Выглядит он куда представительнее Рубена. Доверия внушает больше. Смотришь на него и видишь серьезного бизнесмена. Рубен же напоминает хозяина шашлычной. Причем чертовски хитрого и изворотливого.
— Можешь сидеть. Он здесь не задержится, — цедит Царев сквозь зубы. — Не поздно ты вспомнил о крестнице? Вчера не пренебрегал угрожать мне тюрягой. Ради каких-то китайцев до шантажа опустился. За бабки совесть продал.
— Я вовсе не собирался отнимать у тебя Марьяшу. Я ее люблю. И китайцы мне были не нужны. Просто я до сих пор в ярости. Хотел надавить на тебя. Встряхнуть. Чтобы глаза разул. Увидел нечистоплотность Рубена и его шавки Вики. Но ты уперся как баран. Не оставил мне выхода.