Густов протянул руку.
Бубна чуть попридержал конвертик.
— Честно скажу, капитан, не собирался я отдавать тебе это, — нагловато заявил он. — Ты человек женатый, а ей надо хорошего жениха, она достойна того. Вот почему говорю: не пиши! Не морочь ей голову.
Конвертик был не заклеен, и в нем лежала небольшая полоска плотной бумаги, наподобие визитной карточки. И написан на ней был только адрес: г. Иркутск, Советская, 4, Холмичева Зоя Сергеевна… Ни слова больше. Действительно — визитная карточка.
— Да ты пей пиво-то, капитан! Переживать потом будешь.
Густов допил пиво и встал.
— Завтра — на задание, — сказал он.
Он считал, что в какие-то минуты человек способен увидеть свою жизнь далеко вперед. Он может отмахнуться от этих предвидений, может не обратить на них внимания, но они все равно будут поджидать его где-то там, впереди. И вот ему сейчас подумалось, что не будет у него впереди ни Элиды, ни Зои, так неожиданно вспыхнувшей перед ним и неожиданно исчезнувшей…
Утро вставало, как большой светлый мир, беспрерывно и бесшумно во все стороны расширяющийся. Оно вставало над землей и над морем, которое тоже словно бы расширялось и удалялось в бесконечность вместе с мягким светом наступающего осеннего дня. Утро, море, тихие сосны на берегу — все сливалось в нечто нерасторжимо единое, гармоничное, — и в таком же добром родстве и единстве со всем окружающим чувствовал себя в такой час человек.
Густов и Тихомолов отправились в роту пораньше и шли берегом. Накануне здесь прошли со щупами и миноискателями саперы. Весь приглаженный давнишним штормом песок был испещрен точечками уколов, и можно было подумать, что это дети играли на берегу в какую-то странную, но тщательную игру. Можно было представить у каждого играющего небольшое копьецо в руках, которым и тыкали в землю. На каждом шагу несколько уколов.
— Николай Васильевич, я все хочу спросить тебя, — заговорил Тихомолов.
— Ну спроси.
— Почему ты ходишь в роты не по дорогам, а по следам разминирования? Ведь может остаться какая-нибудь подлая мина-одиночка — и прощай, капитан!
— Для того и хожу, чтоб не оставили.
— Но ты же не проверяешь — просто идешь.
— А в ротах знают: у капитана Густова такая манера — ходить по разминированным участкам.
— Глупая, скажу тебе, манера.
— Людям осточертела эта работа еще на войне, — пояснил Густов. — Они устали. От усталости притупляется внимание, появляется даже равнодушие. Тогда и сами подрываются… Так что надо всеми способами поддерживать ответственность.
— Но у нас пока что никто…
— Сплюнь сейчас же! — серьезно потребовал Густов.