– Тебе спасибо, Далмау, что вспомнил обо мне и пришел домой.
– Не надо так говорить, мама!
– Далмау, остерегись. Знаю, ты не должен отчитываться передо мной, ты взрослый мужчина, но не дай себя увлечь пороку; ты молод, тебя ждет успех, у тебя вся жизнь впереди, так не растрачивай ее, как те несчастные, которые уже не находят в себе силы сделать следующий шаг.
Тишина воцарилась в обеих комнатах и заполонила весь дом; даже машинка молчала. Далмау хотел что-то сказать, но Хосефа опередила его и вновь принялась за работу. Далмау встал, прошел в спальню матери. Она не строчила. Качала ногой чугунную педаль и плакала, комкая в руках недошитые вещи.
Далмау прикоснулся к ее волосам. Хосефа продолжала сидеть. Тогда он склонился, прижал ее голову к своей груди, как давно уже не делал.
– Не плачьте, умоляю, не надо плакать.
– Далмау, – всхлипывала она, – мы с твоим отцом долго боролись вместе. Я потеряла его, потеряла и твою сестру. – Хосефа подняла голову, немного пришла в себя. – Жизнь не была ко мне милосердна. Томас в любую минуту может закончить тем же. Только ты у меня и остался. Умоляю, не подведи нас. Какой тогда смысл в моем существовании, в жизни и смерти твоего отца, твоей сестры, в нашей борьбе? Мы сделали все, чтобы ты выучился, приобрел знания, которые должны были тебе гарантировать свободу, то, чего мы так и не вкусили, заявляя о своих правах через бомбы и революции. Употреби свою свободу во благо, Далмау; это единственное, что завещал тебе отец.
Далмау обнял ее, чуть дыша, с тяжестью в сердце. Это его вина. Уже давно он нимало не заботился о матери, разве что оставлял на кухонном столе горстку монет. В тех редких случаях, когда он ночевал дома, являлся в неурочные часы, в самом плачевном состоянии. Мать наверняка могла почуять запах, заметить грязь, да и одежда, которую она стирала раз в две недели в одной из общественных прачечных недалеко от порта, о многом могла поведать; а чего стоил шум, который он, пьяный, поднимал по пути в свою спальню, натыкаясь на их скудную мебель. Может, ей и рассказывали что-то. Люди любят сплетничать. Что мама знает о его пороках? «У тебя вся жизнь впереди, тебя ждет успех», – сказала она. Но и предупредила: «Остерегись».
В тот день он не пошел на работу. Отправил дону Мануэлю записку с мальчиком, которому дал несколько сентимо, не прося ничего передать на словах, никаких объяснений, и уговорил мать выйти из дому. Близилось Рождество. В семье Томаса Сала его никогда не праздновали, но одно дело быть анархистом и антиклерикалом, и совсем другое – оставаться в стороне от праздника, которым жила вся Барселона.