Далмау порадовался койке, хотя бы и жесткой; ему даже нравилось, как она скрипит при каждом резком движении; этот скрип добавлялся к концерту шорохов, стонов, кашля, звучавшему в общей спальне; под такой аккомпанемент Далмау прикидывал, куда наутро пойдет искать работу. Он знал многих: плиточников, прорабов, инженеров… Что все-таки сталось с матерью? Он в очередной раз повернулся на койке. Как она справляется без его помощи, без денег, которые он ей давал? Далмау лег на спину и затих, глядя в потолок, тонущий в темноте. Мысли постоянно возвращались к матери. Может, отложить свидание с ней до того, как… он получит работу? Обустроится? Время сотрет оскорбление, которое он ей нанес? Но он должен узнать, что с ней! Только представить, как она идет с корзинкой шитья, и комок подступает к горлу. Далмау заворочался снова. «Многие застройщики захотят нанять меня», – подумал он, и эта уверенность подействовала лучше любого успокоительного. Он встал на заре, свежий и умиротворенный. Давно не чувствовал себя таким живым, ко всему готовым. Съел завтрак, слишком скудный, но недовольство испарилось в тот самый миг, когда он вышел на улицу Сицилии. Солнце, еще стоящее невысоко, уже провозгласило намерение сопутствовать ему весь день. У него не было ни сентимо, он все отдал Маравильяс и ее брату. Глубоко вздохнув, направился пешком к Пасео-де-Грасия, где богачи по-прежнему платили за солнце, вечно сияющее с высоты.
Он прошел мимо строящихся зданий в стиле модерн, где прикладные искусства, в том числе керамика, находили применение, щедро украшали фасады и крыши: характерная черта нового стиля, выражавшегося не только в постройке домов, но и в отношении к жизни. Далмау их знал наперечет, бывал там, пока работал на дона Мануэля: дом Модеста Андреу архитектора Телма Фернандеса; дом Франсеска Буреса на улице Аузиас Марч, который выстроил подрядчик Беренгер, самый близкий к Гауди и незаменимый его сотрудник, которому удалось в вестибюле и главном этаже здания слить воедино самые яркие черты модерна; дом Мульераса архитектора Саньера на Пасео-де-Грасия и дом Малагриды, который Кодина только начинал строить. Далмау дошел дотуда, уворачиваясь от ручных тележек и повозок, запряженных мулами; трамваев, горничных, рассыльных из пекарен, разносящих по домам свежий хлеб; уборщиц и всякого рода служащих, спешащих на работу, и между платанами, затенявшими бульвар, разглядел дом Льео-и-Мореры в соседнем квартале, построенный Доменеком. Фасад был в основном каменный, с большими окнами, поэтому обилие декоративных элементов не утяжеляло постройку, не казалось чрезмерным, вычурным. Далмау знал, что в интерьере архитектор использовал керамику, но эти работы наверняка уже завершены.