Он прошел еще несколько метров мимо дома Амалье архитектора Пуча и остановился перед соседним, домом Бальо, который возводил Гауди на месте, как припоминал Далмау, безликого, пошлого здания, состоявшего из прямых линий и правильных балконов: продукта строительной лихорадки на Эшампле, части скучного, единообразного, рутинного градостроительного плана, предложенного Серда, концепции которого, основанной на единой модели, едином видении городской застройки, бросали вызов гении модерна.
Разглядывая дом Бальо сквозь платаны и леса, закрывавшие фасад, Далмау думал, как много времени потерял в плену морфина и на суровую реабилитацию в Пекине. Здание, чьи линии и формы лишь намечались, когда Далмау работал на дона Мануэля, уже возвышалось над соседним домом Амалье, будто собираясь его поглотить. Треугольный ступенчатый фронтон, который до той поры высился над кварталом, выделялся на фоне плоских крыш, затмевал сейчас волнообразный хребет дракона, венчающий дом Бальо. И если фасад дома, выстроенного для кондитера Амалье, очерчивался строгим геометрическим орнаментом, соседний, задуманный Гауди, весь будто извивался, тщился прийти в движение, к чему и стремился архитектор во всех своих работах и добился в этой, велев вручную обтесывать первоначальную стену, чтобы она перестала быть гладким полотном.
И вся конструкция, хребет дракона и фасад, покрывалась керамикой. Дракон – переливчатыми плитками в форме чешуек, наложенных друг на дружку; фасад – в знаменитой технике тренкадис, к которой мастер так часто прибегал; на этот раз цветное стекло и круглые изразцы должны были воссоздать поверхность озера, волны и кувшинки. Истинный триумф стекла, фарфора и керамики, которые, заменив камень и кирпич, стали подлинной кожей здания.
– Можно мне попробовать, Жоан?
Далмау подошел к покрывавшим фасад деревянным лесам, куда в этот ранний час уже подтягивались каменщики, и обратился к стоявшему к нему спиной Жоану Солеру, подрядчику, человеку пожилому, но крепкому, с изрядной лысиной; он охромел в результате несчастного случая, но тщательно скрывал увечье. Услышав свое имя, подрядчик обернулся; они с Далмау были знакомы, работали вместе на нескольких стройках, и их отношения без боязни ошибиться можно было назвать дружбой. Солер вроде бы узнал голос, но долго вглядывался в молодого человека, исхудавшего, обросшего бородой, который застыл перед ним в ожидании.
– Это ты? – спросил он в свой черед. Далмау кивнул. Подрядчик засопел. – Мне сказали… Говорят… – Он не знал, как продолжать. – Тебя объявили мертвым.