Эмоции: великолепная история человечества (Ферт-Годбехер) - страница 32

Буддийские представления об эмоциях сформировали мир на Востоке. Понимание желания, лежащее в основе буддизма, распространилось во всей Азии и дошло до Китая, где стало эмоциональной основой единой нации.

В 2021 году во всем мире насчитывалось около 535 миллионов буддистов[76]. Система их убеждений уходит корнями в то, как Будда понимал эмоции, и в его желание избавиться от всех желаний, кроме, само собой, желания не желать. Именно то, как чувства влияли на Будду, в конечном счете определило значительную часть истории Азии. На его концепции обуздания эмоций даже в наше время держатся большинство азиатских идеологий. В следующих главах мы увидим, как две тысячи лет спустя они по-прежнему влияют на мышление японцев и китайцев.

То же самое справедливо для многих разновидностей индуизма, и даже в большей степени. В 2021 году 1,2 миллиарда человек во всем мире старались не изменить своей дхарме, и это их стремление, безусловно, носит эмоциональный характер. Индуизм, во всех своих сложности и многообразии, — религия желаний. Как и в буддизме, здесь важно правильное желание. Важно не столько желание не желать, сформулированное Буддой, сколько желание реализовать свою дхарму — стать тем, кем вы должны стать. Почти целый субконтинент и люди далеко за его пределами живут, работают и голосуют, руководствуясь этим желанием. Однако подобный контроль над эмоциями не уникален для религий Востока.

С большой долей вероятности именно этим индийским идеям мы обязаны появлению древнегреческой философской школы под названием «стоицизм». Апостол Павел соединил ее принципы с тем, как понимал эмоции его народ (древние иудеи), и создал направление христианской мысли, доминирующее по сей день. Давайте проследим за тем, как он адаптировал иудейские представления о чувствах для римского менталитета и дал толчок к развитию еще одной из крупнейших мировых религий.

Примерно в 58 году н. э. в Иерусалимский храм вошел человек по имени Павел. Если верить апокрифу «Деяния Павла и Феклы», он был невысок и не очень твердо стоял на ногах. Его вытянутое лицо обрамляла густая темная борода. Он смотрел из-под кустистых черных бровей пронзительным, почти потусторонним взглядом. Этот взгляд придавал ему харизмы. К его запоминающейся внешности прилагались бескомпромиссная прямота и почти непоколебимая уверенность в себе[77]. Он любил говорить, и к нему, как правило, прислушивались.

Все, кто был в храме в тот день, слышали о Павле. Говорили, что он нарушитель спокойствия, будто бы он не только обращает язычников в иудаизм своей новой версии, но и утверждает, что нет нужды следовать иудейским обычаям или делать обрезание. Для самих иудеев это означало, что Павел не подчиняется закону Моисееву, что он отвернулся от иудаизма. Павел хотел доказать, что они глубоко заблуждаются в его отношении, поэтому обрил голову и вошел в храм, чтобы пройти семидневный ритуал очищения. Он хотел продемонстрировать иерусалимским иудеям, что в душе он все еще один из них.