Правда, с учетом ночевок дома, там им приходилось тискаться максимально тихо, и иногда разве что в бане, так что в основном страсти они предавались днем, либо на озере, либо в их шахте. Она стала совсем обжитой, и даже на одной из стен, которая была поровнее, Костя соорудил что-то вроде панно из их полароидных снимков. Вот и сейчас, после очередного раунда секса они лежали голова к голове, слушали Костин плеер и разглядывали фотографии.
К счастью, Косте хватило ума взять с собой несколько кассет, и панно получилось обширное – почти на два десятка снимков. Самые откровенные он решил забрать с собой, а пока прятал в одной из книг.
Но и здесь была парочка таких, на которых они с Васей были без одежды. Тот уболтал лесных духов, чтобы они зачаровали местность вокруг, и теперь можно было не опасаться, что кто-то найдет их тайное убежище.
– In my life there's been heartache and pain
I don't know if I can face it again
Can't stop now, I've travelled so far
To change this lonely life, – стал тихонько подпевать Костя игравшей в плеере песне. Не сказать, что прежде он был особенно чувствителен к лирике, а сейчас проникся, сжал пальцы Васи под своей рукой.
Музыкальный вкус Кости нравился Васе, и кассеты они слушали одну за другой, но эту песню чаще всего.
– О чем там поют? – спросил Василек, повернувшись к нему.
– Эта песня – исповедь человека, который проделал долгий путь, – Костя тоже повернулся к нему и стал ласково перебирать его волосы. – У него было много сложностей и страданий, но он понял, что они ведут его к настоящей любви, и он хочет познать её, понять, каково это, – он улыбнулся и потянулся к Васиным губам.
– И ты ассоциируешь себя с этим человеком? – спросил Василек, погладив его по щеке.
– В каком-то смысле, – кивнул Костя и, повернув голову, поцеловал его ладонь. – Я не знал, что можно чувствовать так… столько!
– Но тебе это больше нравится или наоборот? – уточнил Василек. – Я вот никак не привыкну к тому, что впервые моя любовь не неразделенная, – признался он.
– Мне нравится. Мне страшно от того, каким счастливым я себя чувствую, – признался Костя и прикусил язык. – Как впервые? А как же Есенин? Ну и… вообще…
– Я же говорил, у Сережи все было сложно, – пожал плечами Василек. – Он не был как ты в плане легкости принятия себя. Мы были скорее друзьями, чем любовниками. Но я любил его, это я знаю точно. Мишеля любил сильнее, наверное. Я тогда совсем зеленый еще был.
– Но тебе ведь было уже больше ста лет? – прикинул Костя. – Получается, у вас это как-то по-другому происходит? Взросление, то есть.