- Очень мило с твоей стороны. Спасибо. - Улыбка ее сверкнула и погасла, словно неоновая вывеска.
- Теперь, когда телефон заработал, можешь позвонить своей маме и сказать, что у тебя все в порядке. И в агентство, если нужно. Когда ты выходишь на работу?
- После Нового года. Я взяла отгул, чтобы подольше побыть с мамой.
Шон нахмурился. Со словами все в порядке, но тон... Лия говорила, словно робот, запрограммированный на определенные реплики - без выражения, без интонаций, придающих словам смысл. Поставив чашку, Шон потянулся к ней.
- Иди ко мне!
Но она не двигалась, глядя на него тяжелым, сумрачным взглядом.
- Что-то случилось?
- Случилось? - с иронией повторила она. - Да, пожалуй. Кое-что. Так, пустяки. - Она вздернула голову; голос зазвучал резко. Но Шон чувствовал, что ее уверенность напускная. В душе идет какая-то внутренняя борьба. - Уже жалеешь о том, что в руки тебе свалился "маленький рождественский подарочек"?
Так вот в чем дело!
- Ты не должна была этого слушать! Только теперь, услышав собственные слова из ее уст, Шон понял, каким страшным оскорблением прозвучали они для гордой и ранимой девушки.
- Еще бы! - Лия вздернула подбородок, аметистовые глаза сверкнули золотистыми искрами. - Я же для тебя никто! Сувенир в честь праздника.
Эти ужасные слова, словно кислотой, обожгли ему сердце. Шон понял: чтобы защитить себя, он должен вступить на путь, по которому еще не готов идти, по которому, может быть, не сможет пойти никогда. Поэтому он выбрал иной путь самый простой, испытанный и губительный. Гнев. Скрыть свое смятение под маской ярости.
Отвернувшись, Шон подошел к окну, за которым плакало дождем сумрачное небо.
- Так ты подслушивала у дверей! Тебе что, неизвестна старая пословица: "Не подслушивай - ничего хорошего о себе все равно не услышишь"?
- Я не подслушивала!
- Да неужто? Сколько мне помнится, я послал тебя сварить кофе!
- А я, сколько мне помнится, тебе не рабыня! Я могу спать с тобой, но это не дает тебе никаких прав ни на тело мое, ни на душу!
- А я могу спать с тобой, но это не дает тебе права лезть в мою личную жизнь! Какое тебе дело, о чем я разговариваю с братом? Тебя это не касается.
- Разумеется! Какое тебе дело до того, что чувствует игрушка, с которой ты уже наигрался и жаждешь от нее избавиться?
- Лия, нет!
Проклятье! Какой идиот придумал, что лучшая защита - нападение? Шон принял этот принцип на веру - и чего добился? Только еще сильнее обидел Лию, оттолкнул ее от себя еще дальше.
- Лия, все совсем не так!
Он взял ее за руку. Лия не отпрянула, но застыла, словно ледяная статуя. Глаза ее были темны от обиды. Внутри у Шона что-то болезненно заныло, и он так сжал ее руку, что Лия поморщилась от боли.