— Или забыться? — усмехнулся Манвэ.
— Не думаю. Стоит ли что-то забывать — и возможно ли?
— Для многих — да.
— Многие — это не все.
— По себе судишь? Кстати, как было в Садах Лориэна?
— Очень мило. Хорошо, что они есть. Такое особое, смутно-спокойное, чуть грустное состояние, правда?
— Я там давно не был.
— Вот как? Впрочем, большинство идет туда, желая забыться и успокоиться, а тебе, Владыка, ни к чему искать этого: тебя ничто не тревожит…
— Мне не о чем тревожиться. Следовательно, и успокоение не требуется.
— А отдохнуть?
— От чего?
— От всего. Власть выматывает. По-моему, даже в Блаженной земле управление — не самое легкое дело. И не самое приятное.
— Как сказать. И какая разница: Единый назначил меня править Валинором — и я буду править, пока на то Его воля.
— Неизменная.
— Само собой. — Манвэ показалось, что во взгляде Аллора промелькнуло подобие сочувствия — фиолетовой искрой на дне холодно-синих глаз.
— А Средиземье никогда навестить не хотелось?
— Что нам там делать? История развивается своим чередом. К тому же мы отреклись от власти над людьми, когда… — Манвэ запнулся, что было необычно для его плавной, уверенной речи.
— Воззвали к Единому, чтобы решить нуменорский вопрос, — закончил Аллор спокойно, глядя мимо Манвэ. — Неважно. Незачем сейчас говорить об этом. — Майа выпустил струю дыма в окно. — Собственно, зачем тебе путешествия или Сады Грез: у тебя есть музыка, песни — ведь это прекрасно — творить гармонии звуков и слов…
— Я не музицирую, — проговорил Манвэ.
— Правда? Но почему же?
— Не хочется. Видимо, в этом нет необходимости.
— При чем тут необходимость? Ведь это — твоя суть?
— Моя суть — вершить Волю Всевышнего, — отрезал Король Мира, — а музыка…
— Лишь увлечение? Без которого вполне можно прожить?
— Вот и живу.
— Давно?
— Две эпохи.
Манвэ поморщился — впрочем, под личиной это было незаметно. О чем это они? И что он, Манвэ Сулимо, несет? Совсем распустился в последнее время. И все же — что-то располагало к беседе. Может, ощущение, что они играют по сходным правилам? Похоже, они и впрямь оба — игроки: Манвэ иногда чувствовал в себе эту странную приподнятость, заманчивую дрожь — как хищник перед прыжком… Правда, все реже. Казалось временами, что прибит к земле, — а ветер… Словно и не его стихия. А музыка? Тогда, в Предначальную, — песни, возникавшие так легко, из глубины души, что были — как дыхание. Казалось — невозможно дышать — и не петь. И звенела услышанная и развитая им тема в мелодии ветра, грохоте бури и шорохе молний.
Ну что пристал к нему майа — ведь неплохо вроде понимает, что к чему… Какое пение, какая музыка, если стал исполнителем? Казни и творчество — несовместимы. Взялся карать — отставь лютню. Он знал, что должен был поступить так, как поступил, — но за все надо платить. Собой. А песня… Спел он уже свою песню… Как говорят в Эндорэ — «твоя песенка спета»…