– Они аутентичны, – сказал Линдберг.
Мы не стали спорить.
Потом он искренне улыбнулся Кондону и сказал:
– Доктор, это очень любезно с вашей стороны, что вы приехали сюда. Надеюсь, мы не причинили вам слишком много беспокойства.
Кондон искоса внимательно посмотрел на меня, однако сразу улыбнулся Линдбергу.
– Никакого беспокойства, полковник. Я хочу, чтобы вы знали, что главная моя цель – это служить вам. Можете мной распоряжаться, как хотите.
Линдберг взглянул на меня, я завращал глазами.
– Расскажите о себе, доктор, – сказал Линдберг.
– Я являюсь профессором педагогики в Фордхеме и директором средней школы номер двенадцать в Бронксе.
– Вы давно преподаете?
– Пятьдесят лет, – гордо проговорил он. – И за это время я пропустил лишь девятнадцать часов. Ну и ну...
– Великолепное достижение. А где вы родились?
Он приподнял голову, словно по стойке смирно.
– В самом красивом месте мира – Бронксе! Я прожил там всю свою жизнь.
Я сел. Интересно, думал я, поделили они мои три бакса в гараже, или, может быть, Диксон приберег их для меня?
– У вас есть семья? – спросил его Линдберг.
– Жена и трое замечательных детей.
Линдберг посмотрел на меня. Я покачал головой. Он посмотрел на Брекинриджа, который пожал плечами.
– Профессор, – сказал Линдберг, – мы будем очень рады, если вы поможете нам передать похитителям выкуп, который они требуют за возвращение моего сына.
О Господи!
– Это для меня большая честь, сэр... Но я для вас посторонний человек. Я предпочел бы, чтобы вы вначале проверили мой статус.
– Мы так и сделаем, – сказал я.
– Вы останетесь у нас на ночь? – спросил Линдберг. – Уже поздно, и завтра мне хочется о многом с вами поговорить.
– Конечно. Я с радостью останусь, если можно будет сделать так, чтобы завтра к четырем часам пополудни я попал в Фордхем. У меня там лекция.
– В четыре вы будете там.
– В гостиной меня ждут два хороших друга, полковник...
– Боюсь, для них у меня не найдется места. Мне очень жаль.
– Они бы с радостью встретились с вами перед отъездом.
– Хорошо, – сказал Линдберг, и мы все прошли в гостиную, где он вежливо пожал всем руки под аккомпанемент гавканья Вэхгуша. Линдберг выразил свою благодарность, и Гаглио и Розенхайн заверили всех нас, что они никому не расскажут о событиях этой ночи. Когда они уходили, я вежливо сказал им, что они поступят очень благоразумно, если будут держать язык за зубами.
Линди, Кондон и Брекинридж негромко беседовали в гостиной, когда в комнату, словно видение, вошла женщина в розовом шелковом халате.
Энн Линдберг с лицом белым, как мел, и блестящими глазами спросила: