— Да, но… — непривычная морщина умственного напряжения прорезала лоб Скрамма. Гэррети показалось, что он видит, как медленно ворочаются его мысли.
— Я не хочу вас обижать, — сказал наконец Скрамм. — Вы хорошие парни.
Но большинство здесь не знает, зачем они во всем этом участвуют. Вот этот Баркович. Он не хочет выиграть, он хочет только смотреть, как другие умирают. Когда кто-нибудь получает пропуск, он будто становится сильнее. Но этого мало.
— А я? — спросил Гэррети.
— Ты… Ну, ты, похоже, вообще не знаешь, зачем идешь. То же самое — сейчас ты идешь потому, что боишься, но этого тоже мало. Это проходит, — Скрамм опустил глаза и смотрел на дорогу. — И когда это пройдет, ты получишь пропуск, как и другие.
Гэррети вспомнил, как Макфрис говорил: «Когда я устану… Я просто сяду и останусь сидеть».
— А с тобой, конечно, такого не случится? — съязвил Гэррети, но простые слова Скрамма напугали его.
— Нет, — так же просто сказал Скрамм. — Не случится.
Их ноги поднимались и опускались, неся их вперед, за поворот, мимо запертого на ржавый засов сарая.
— Я, похоже, понял, что такое умирание, — тихо сказал Пирсон. —Не сама смерть, а умирание. Если я перестану идти, я умру, — он сглотнул, и в горле у него булькнуло. — Может, это и есть то, о чем ты говоришь, Скрамм.
А может, нет. Но я не хочу умирать.
Скрамм печально посмотрел на него.
— Ты думаешь, знание защитит тебя от смерти?
Пирсон вымученно улыбнулся, как бизнесмен на лайнере во время качки, пытающийся не выблевать свой завтрак:
— Сейчас это единственное, что меня защищает.
Гэррети ощутил безумное чувство благодарности. Его средства защиты еще не были сведены к этому.
Впереди, словно для иллюстрации того, о чем они только что говорили, парень в черном свитере вдруг упал на дорогу и начал кататься в конвульсиях. Он издавал странные горловые звуки — ааа-ааа-ааа, как обезумевшая от страха овца. Когда Гэррети проходил мимо, одна из бьющихся рук парня задела его туфель, и он в ужасе отскочил. Глаза парня закатились, но подбородок стекала струйка слюны. Ему вынесли два предупреждения, но он ничего не слышал, и через две минуты его пристрелили, как собаку.
После этого они перевалили низкий холм и начала спускаться в зеленую долину. Прохладный ветерок приятно овевал разгоряченное лицо Гэррети.
— Здорово, — сказал Скрамм.
С высоты они видели дорогу миль на двадцать вперед. Она вилась среди лесов, как черно-серая карандашная черта, проведенная по измятой зеленой бумаге. Далеко впереди дорога снова шла на подъем и терялась в розовой утренней дымке.