— Если вы и вправду подозреваете, что мой сын обворовал тех, кому он служит, — сказала Эбигейл, — то вы не знаете, ни какой у него нрав, ни как он воспитан. Я отвечу вместо него и с болью в сердце скажу вам, что вот уже много долгих тяжелых часов, как у него не было во рту и маковой росинки. Разве вы не слышите, как он жалобно стонет от голода? Бог, читающий во всех сердцах, услышит и поверит его плачу.
— Что ты говоришь, женщина? — воскликнул Полуорт, пораженный ужасом. — Не ел, говоришь ты? Почему ты не позаботилась о нем, чудовищная мать? Почему ты не разделила с ним свой обед?
Посмотрев капитану прямо в лицо страдальческими голодными глазами, Эбигейл сказала:
— Неужели я могла бы смотреть, как мое родное дитя погибает от голода? Я отдала ему последнее, что у нас было, и полученное от того, кто, знай он все, по справедливости должен был бы дать мне яду.
— Нэб не знает, что Джэб нашел возле казармы кость, — слабым голосом вымолвил дурачок. — А небось и сам король не знает, как вкусны кости!
— Но где же провизия, где припасы? — почти задохнувшись от гнева, закричал Полуорт. — Болван, что ты сделал с провизией?
— Джэб знал, что гренадеры не найдут ее под кучей пакли, — сказал дурачок, приподнявшись и с ликующим видом указывая на свой тайник. — Когда майор Линкольн вернется, может быть, он даст Нэб и Джэбу обглодать косточки.
Едва Полуорт услышал, где спрятана драгоценная провизия, как с нетерпением одержимого вытащил ее из тайника. Он задыхался, перебирая припасы дрожащей рукой, и каждая черточка его честного лица выражала необыкновенное возбуждение. Он все время бормотал;
— Как можно ничего не есть! Погибать от истощения! — и другие отрывочные фразы, достаточно ясно выражающие его мысли. Когда все было аккуратно разложено на столе, он закричал во все горло:
— Ширфлинт! Негодяй! Ширфлинт, куда ты запропастился?
Нерадивый слуга знал, как опасно не сразу отозваться на призыв, произнесенный таким тоном, и хозяину не пришлось еще раз его повторять: Ширфлинт выросте дверях каморки, всем своим видом выказывая глубочайшее внимание.
— Разведи огонь в очаге! Ты, принц лодырей! — продолжал Полуорт так же возбужденно. — Вот пища, а вот голодные! Хвала богу, что мне дано познакомить их друг с другом. Брось сюда паклю — разведи огонь, да поживее!
Так как эти быстрые приказания сопровождались красноречивой жестикуляцией, то слуга, знавший характер своего господина, не стал медлить. Он бросил в пустой, унылый очаг пропитанную дегтем охапку пакли, поднес к ней зажженную свечу, и пламя сразу вспыхнуло. Гудение очага и яркий свет привлекли внимание матери и сына, и они с удивлением стали глядеть на то, что происходило перед ними. Полуорт, отбросив свою палку, начал нарезать ломтиками окорок; ловкость, с которой он орудовал ножом, говорила о большом опыте, а также делала честь его доброму сердцу.