— Скажу, что ты поганый жид, христоубийца. И не смей называть меня моим христианским именем.
— Если ты так на это смотришь...
Голд, бормоча что-то себе под нос, сорвал плакат со стены, разодрал на части и отбросил в сторону. Он действовал методично, неотвратимо, казалось, никто не в силах остановить его. В шкафу он нашел ручку от швабры, переломил о колено, а расщепленные концы использовал как рычаг. Сшиб оставшиеся шиты с плакатами, растоптал и разбросал осколки. Опрокинул столы, конторки, сбросил с них пишущие машинки, метнул в монитор, расколотил телевизор, радио. Клановцы следили за погромом в зловещем молчании.
Замора все улыбался, не снимая пальца со спускового крючка.
— У копов тоже непростая работенка, — заметил он.
Оставалась еще внушительная — от пола до потолка — стенка, там хранилась литература, фотографии, сувениры и даже картина в рамке — видимо, Джесс Аттер с семейством. Голд толкнул стенку, но она не поддалась.
— Тяжелая, сволочь. Помоги-ка, Джо.
— Ради Христа, Джек...
— Поскорей, мудак!
Катлер смирился и всем телом навалился на стенку. Им удалось раскачать и с ужасающим грохотом перевернуть ее. Посыпались книги, кассеты, фотографии. Голд и Катлер удовлетворенно переглянулись. Теперь комната была разгромлена окончательно. Они вышли.
— Грязный жид! — заорал Аттер.
— Для начала хватит, скотина, — тяжело дыша, сказал Голд, — но лучше дай мне номер, я от тебя не отстану.
— Убирайся!
Катлер встал между ними.
— Джек, номера здесь нет. Оставь его.
Голд взглянул на шерифа, потом бросил Аттеру:
— Жаль, у меня нет времени потолковать с тобой, кусок дерьма.
— Пошел вон, жид!
Катлер пытался удержать Голда, тот грубо оттолкнул его руку.
— Смотри, я еще вернусь.
— Приходи один, — с вызовом предложил Аттер. — Ночью. Без дружков, без значка. Соберется весь Клан, устроим настоящий праздник, таких пинков надаем в твою жидовскую задницу, ты с горы скатишься.
В это время из-за угла здания появился тощенький клановец с клочковатой блондинистой бородкой, его почти волочила за собой пара немецких овчарок на своре. Глаза Аттера блеснули.
— Эй, жид, ты не познакомишься с нашими эсэсовскими собачками? Вот этого, побольше, зовут Освенцим. А белую суку — Треблинка. Правда, здорово?
Голд кивнул Заморе.
— Пошли отсюда.
Аттер развеселился.
— Обожди. Помнишь, что говорили гестаповцы в лагерях, чтоб натравить собак на еврея? Сейчас напомню.
Аттер щелкнул пальцами. Звери сразу же уставились на него. Он ткнул пальцем в Голда и приказал:
— Человек, убей эту собаку!
Собаки грызли поводок, рычали, рвались к Голду. Аттер и другие клановцы ржали. Малый с клочковатой бороденкой тоже хихикал, оттягивая собак.