— Вы никогда не поймете меня, граф! — произнесла Маша устало. — Вы склонны видеть в моих поступках что угодно, но только не любовь. Возможно, потому, что вам никогда не удастся испытать подобного чувства!
— Откуда вам знать, что я могу испытать, а что нет? — Лобанов неожиданно для Маши сполз со стула, опустился на колени и уткнулся в ее ладони лицом. — Если сумеете, простите за то, что по моей вине вам пришлось сегодня страдать! Поймите, я был в отчаянии, когда понял но вашему лицу еще тогда, в Терзе, что вы ненавидите меня! Да, я был в полнейшем отчаянии, ведь я так стремился увидеть вас! Клянусь, никогда, даже в юности, мое сердце так не билось, как на пороге вашего дома! Казалось, оно вот-вот выскочит из груди и побежит вприпрыжку впереди меня. Я готов был припасть к вашим ногам и целовать их в обмен на ласковую улыбку и несколько приветливых слов. А вместо этого я увидел в ваших глазах лишь ненависть и презрение…
— Признайтесь, граф, у вас нет никаких доказательств, что я готовила Митин побег? — не совсем учтиво перебила словоизлияния графа Маша, поразившись внезапной догадке.
Лобанов исподлобья виновато посмотрел на нее и покачал отрицательно головой:
— Каюсь, мне это пришло в голову в тот самый момент, когда я увидел вас после слишком долгой для меня разлуки.
Не может быть, подумал я, чтобы эта бесподобная красавица решилась прожить всю свою жизнь в дикой глухомани. Не в ее характере прозябать до скончания века в грязи, в нищете, в окружении жалких, никчемных людишек. Эта женщина крепостные стены была готова сокрушить, чтобы добиться своего, и вдруг столь необычное для нее смирение. Согласитесь, здесь есть повод для размышления, та chere Мария Александровна?
— Что за дьявольские игры вы затеваете, ваше сиятельство? — прошептала Маша. — Неужели вы в состоянии испытывать ко мне добрые чувства, убивая и мучая при этом других людей? За что вы расправились с Янеком? — Она судорожно сглотнула застрявший в горле комок. Жажда становилась невыносимой, и каждый звук с трудом вырывался из пересохшего горла. — Я не верю ни единому вашему слову — они так же лживы, как и ваши подозрения насчет меня и Мити!
— Что касается вашего мужа, то здесь нет ни капли вымысла, и его ждет очень серьезное наказание и за подготовку нескольких побегов, и за бунт, что с его легкой руки учинили каторжные в остроге.
— Я так и не поняла из ваших слов, почему каторжные вздумали бунтовать? И насколько верно ваше утверждение, будто причиной беспорядков в остроге стал неудавшийся побег? Вы не сумеете убедить меня в Митиной вине, пока я сама не услышу от моего мужа о причинах этого бунта. Надеюсь, вы будете милосердны и подводите мне встретиться с ним?