— Ночью и в таком виде я вас никуда не выпущу! — Граф отвернулся и тихо сказал:
— На самом деле он взбунтовался, когда узнал, что ему не позволят попрощаться с вами, и бросился на конвоиров. И первым его поддержал этот поляк, Снешневич… Они обезоружили конвой. Пришлось вызывать подкрепление… Солдаты открыли стрельбу… И если бы Снешневич не заслонил собой Дмитрия, то хоронить пришлось бы не его, а вашего супруга…
— Господи, Янек! — Маша уже не могла сдерживаться. Она уткнулась лицом в подушку и зарыдала и голос, оплакивая не только смерть Митиного и своего друга, по и все надежды на свободу и обретение долгожданного счастья.
Граф некоторое время сидел молча, потом осторожно коснулся ее плеча:
— Успокойтесь, дорогая! Скоро утро, И вам следует немного отдохнуть. А пока выпейте чаю. Правда, он остыл уже, но жажду утоляет прекрасно!
Маша рывком поднялась и села на постели, поморщившись от боли в спине. Раны немного подсохли, но каждое резкое движение причиняло ощутимые страдания.
Граф протянул ей большую деревянную пиалу с чаем. Маша нервно сглотнула и провела сухим языком по потрескавшимся губам, предвкушая, как холодная влага остудит ее опаленное нестерпимым жаром горло. Но вдруг голос Цэдена вторгся в ее сознание, и она словно наяву услышала слова, произнесенные им торопливым шепотом: «А чай постарайтесь незаметно вылить…» И недолго думая, она ударила графа по руке, отчего пиала отлетела в сторону, а вожделенная влага мгновенно раскатилась каплями по толстому войлоку, закрывающему пол юрты.
— О черт! — выругался граф. — С вами не соскучишься!
Ну, чем я вам опять не угодил?
— Простите, — Маша виновато посмотрела на него, — вероятно, я еще не до конца пришла в себя и не совсем правильно поняла вас. Насколько я помню, вы запретили кормить меня сегодня и давать воду, так откуда вдруг такая щедрость? Не хотите ли вы опять усыпить меня?
— Ну хорошо, — проворчал граф и подал ей тяжелую глиняную кружку. — Пейте тогда кумыс, хотя я не уверен, что он придется вам по вкусу.
Но Маша уже не слушала его, жадно прильнув к кружке, она пила и пила прохладную, слегка кисловатую жидкость, отдающую в нос. Не отрываясь, она залпом выпила содержимое кружки и почувствовала, как каждая частичка ее тела словно расправляется и наливается живительной силой. Голова окончательно прояснилась, и даже окружавшие ее предметы перестали двоиться в глазах.
Взглянув на графа, Маша поняла, что события последних дней, бесспорно, наложили тяжелый отпечаток к на государева любимца. Глаза его ввалились, под ними залегли мрачные тени, и даже в уголках рта, постоянно искривленного в слегка презрительной усмешке, появились усталые складки.