«Генри, нет! Ради всего святого, не покидай нас».
Она плачет. Прекрасная леди плачет.
«Иди сюда, дорогая. Спрячься здесь, пока не вернется папа». Каролина покачала головой, видя перед собой какой-то темный ящик с паутиной по углам, сколоченный из грубых досок.
Губы ее снова зашевелились, но она сама не понимала, что говорит. Ее голос сделался высоким, детским; она обращалась к прекрасной леди: «Я не хочу туда залезать. Пожалуйста. Там темно. Каро говорит „нет“«.
«Каро будет играть? Да, дорогая. Какая ты хорошая девочка. Ты моя сладкая, любимая Каро. А теперь поцелуй маму».
— Мама? — Глаза Каролины оставались закрытыми; она старалась удержать перед мысленным взором облик прекрасной леди, нежной и благоуханной, которая улыбалась и очень ее любила.
Но в ящике было темно, и маленькая девочка дрожала от страха. Ей трудно было дышать, она ничего не видела, а прекрасная леди что-то кричала, спрашивая: «Почему? Почему?»
— Выпустите меня отсюда! Выпустите меня! — Каролина отняла руки от лица.
Звук, похожий на удар грома, расколол ночь. Лошади черные, в пене; они встают на дыбы, потом несутся куда-то вдаль и оставляют ее одну.
Одну?
Нет, не одну.
«Папа! Папа, вставай! Ты тоже играешь? Играешь с Каро? Хочешь, я спою для тебя, папа? Мама! Мама, проснись! Проснись, мама! Проснись! Проснись!»
Каролина почувствовала, как мисс Твиттингдон бьет ее по щекам. Она наконец открыла глаза, глядя на женщину, казавшуюся смущенной, но обеспокоенной; посмотрела на Ферди, который, в свою очередь, смотрел на нее с жалостью; перевела взгляд на Персика, которая как раз перестала креститься и на всякий случай плюнула через левое плечо, защищаясь от нечистой силы и дурного глаза.
Она почти ничего не видела, потому что слезы застилали ей глаза. Слезы смущения и ужаса, — ужаса, в котором она жила… в той жизни, о которой забыла.
Как она могла забыть? Не вспоминать все эти годы? Все эти долгие, холодные, украденные у нее годы.
— Дульцинея! — Мисс Твиттингдон подвела ее к креслу, помогла ей сесть и стала тереть ей щеки белым носовым платком. — Моя дорогая девочка, что с тобой? Пожалуйста, прости меня за то, что я тебя ударила. Ферди, быстро! Принеси мою нюхательную соль. Я думаю, наша дорогая Дульцинея собирается упасть в обморок.
— Нюхательную соль? Пошла ты к черту со своей нюхательной солью, Летти! Где Морган? Он должен быть здесь!
— Ну, мне, пожалуй, пора, — заявила Персик. — Только захвачу эту маленькую серебряную шкатулку — очень милая вещица, вы не находите? — и, может, эту пару канделябров. И пирожные. И поднос, на котором они лежат. А теперь — счастливо оставаться. Главное — вовремя унести ноги, как говорится. Бог тебя благослови, Каро.