Алан тут же вскочил со своего места:
— Что это значит?
— Я должен объяснять скальду его же обычаи? Оге, когда король приговаривает к смерти своего ярла, то бьет в щит в знак того, что певец должен петь песню смерти, и Алан это знает.
— Я знаю это, Хастингс, но я не знал, что ты король, — ответил Алан.
— Я был всего лишь ярлом Хорика, конунга данов, как до меня — Рагнар. Но сейчас я объявляю себя повелителем бриттов.
— Оге, могу ли я спеть твою песню смерти?
— Начинай, — ответил я, — но боюсь, ты не успеешь ее окончить.
— Для короткой песни времени хватит. После твоей смерти пройдут века. Я назову ее «Смерть Оге Дана».
Алан сел на корме, достал арфу, и его пальцы побежали по струнам. В этот момент в его мыслях рождались образы и звуки его новой песни. И он запел.
— Чего ждете вы ночью, добрые женщины?
Есть ли новости о королеве? — печалился Гофри Король.
— Она родила тебе сына, прекрасного, словно бог,
А фея подарила ему имя и дорогое кольцо.
— О, как нарекли его, добрые женщины,
О, назовите мне имя, — все спрашивал Гофри Король.
— Зовут его Оге, он будет прославлен
И подвиг он совершит, защищенный кольцом!
— Какая же фея его нарекла, скажите мне, женщины?
И чем он отдарит ее? — спрашивал Гофри Король.
— Черноволосая фея Моргана ему подарила кольцо,
И смерть при Ронсевале будет платой за то.
— Стой! — закричал Хастингс, покраснев так, что стало не видно ран. И когда смолкли звуки песни и струны прекрасной арфы стихли, продолжил: — Алан, что значит эта нелепость? Гофри был королем франков во времена Кловиса. А битва при Ронсевале произошла девяносто лет назад между отрядом Карла Великого и сарацинами.
— Если ты потерпишь, то услышишь, как Оге стал паладином Карла Великого. Я думаю, он убьет сына Карла Великого, чтобы отомстить за своего, позже он переоденется им и встретит в единоборстве короля сарацин. Если тебе не нравится, что он погибнет с Роландом при Ронсевале, можно его усыпить волшебным сном. Если хочешь, я сделаю его одним из рыцарей Круглого Стола короля Артура.
— А кем будет Хастингс? — ухмыляясь, поинтересовался я.
— Хастингс? Кто он? А, да, он будет кухарем, переодевшимся рыцарем.
— Только тебе придется поторопиться, — перебил Хастингс. — Времени не так уж много.
Алан вновь стал перебирать струны и запел. Стоя перед первыми рядами гребцов так, что нас разделяла половина корабля, Хастингс смотрел на быстро скользивший берег. Лицо Алана светилось странным светом. Кормщик в это время пил, и не заметил вытянутой руки Куолы, спокойно перешедшего на корму. Эгберт и даже Меера не отрывали глаз от вдохновенного лица певца. Энит закрыла лицо своими полными руками. Марри-Кулик пытался что-то насвистывать, и его лицо блестело от пота.