Глухой ропот был ответом князю. Воины понимали, что бесславное возвращение станет пятном трусости, которое не отмоешь всей последующей жизнью.
Трусом быть — страшно!
Но не ужасней ли пойти против воли богов?
— Если не бившись возвратиться, то срам будет пуще смерти, — продолжил князь Игорь. — А что касается божественной воли... Она высказана, спору нет! Только кто осмелится истолковать сказанное нам Божественным Создателем? И нам ли? Представьте, сколько людей видели знамение! Что же — оно всем сулит несчастье?!
Молчали воины, и князь Игорь не мог, хоть и пытался, разглядеть выражение глаз, скрытых за низко надвинутыми краями шлемов.
— Держать не могу, приказывать — тем более, — говорил Игорь Святославич склоненным шлемам, ладоням, ласкающим рукояти мечей и сабель, кольчужным перчаткам, пленившим черенки копий.
Говорил тому, что видел, потому что обязан был это сказать. Имеющий уши — да услышит! А имеющий душу — поймет и поддержит...
— Судьба так повернется — преломлю копье на краю поля Половецкого! — говорил князь Игорь. — С вами, сыны русские, или без вас голову сложить на Дону Великом придется или шеломом испить из реки!
Молчали мечи и шлемы. Молчала дружина.
— Как Бог даст, отец! — воскликнул князь путивльский Владимир и подвел коня ближе к Игорю Святославичу.
— Как Бог даст, — эхом откликнулся князь рыльский и тоже тронул поводья.
Медленно, неспешным шагом, как победители на ристалище, князья направились к броду. Дружинники расступались, и полумесяц распался на две неравные части, словно разрубленный невидимым клинком.
Только всплеск воды и храп лошадей нарушали вечернюю тишину.
Затем все громче стал слышаться металлический лязг. Это дружинники потянулись следом за своими князьями, решившись до конца разделить уготованную им судьбу. Срам страшнее смерти!
Вскоре русский берег Малого Донца опустел, и лишь следы кованых копыт выдавали недавнее присутствие войска.
Среди последних через реку переправился Миронег, все еще не поднимавший головы. Словно боялся взглянуть на солнце.
Только зачем же сразу предполагать худшее? Воин не должен бояться.
Но Миронег — не воин.
* * *
Весна выдалась жаркой, как никогда. Степь высохла, и зеленую траву можно было увидеть только на тенистых склонах оврагов и в редких березовых рощицах. Высохла и земля, копыта коней поднимали густые клубы пыли, кутавшие русских дружинников подобно погребальному савану.
Шли по ночам, выбирая утром удобное место стоянки, сторожи заранее выискивали безопасные урочища, близкие к источникам воды. К полудню под тенью деревьев, а то и просто в чистом поле вырастали походные шатры русского войска, окруженные по укоренившейся степной традиции сцепленными повозками обоза. И только боевые разъезды, подчиняясь приказу, вынуждены были терпеть дневной жар на открытом пространстве. Сталь кольчуг, казалось, обжигала даже через войлочную подкладку, не спасали и тюрбаны, намотанные поверх шлемов для предохранения от солнечного удара.