Начальник тюрьмы не стал ломать себе голову: почему рыночных воров приводят под такой многочисленной охраной, почему их нужно держать в тюрьме именно неделю… Одно он понял ясно: что ответит за них головой, и приставил к камере, куда определил дядю и племянника Мислюмовых, постоянный пост охраны.
* * *
Моторный катер татар-контрабандистов заглушил двигатель на мелководье, не доходя до берега саженей сто. Дальше было так мелко, что катер пропорол бы себе днище. Ночь была безлунна, только бесчисленные крупные южные звезды густо усыпали черное бархатное небо, как бриллианты в витрине ювелирного магазина Михаила Серафимчика.
Человек спрыгнул с борта катера и побрел в сторону берега по пояс в воде, держа над головой вещевой мешок. Татары завели мотор и ушли от греха.
Человек медленно брел к берегу, ощупывая ногой дно, чтобы не свалиться в яму, и одновременно всматриваясь в темную массу берега.
* * *
Когда он наконец выбрался на сушу, неподалеку из кустов его тихо окликнули:
— Сюда господин, сюда!
Курьер пошел на голос, но внезапно чуть в стороне он услышал звук передернутого затвора. Поняв звериным чутьем, что попал в засаду, курьер бросил на землю мешок и стрелой бросился вдоль берега.
— Стой, стой! — закричали сзади. — Стой! Уйдет!
— Не стрелять! — раздался чей-то командный голос, но выстрел уже прогремел, опередив приказ.
Тяжело топая сапогами по камням, казаки бежали по берегу. Вдруг один из них остановился над чем-то ещё более темным, чем окружающая ночь.
— Так что позвольте доложить, ваше благородие, — смущенно доложил казак подбежавшему офицеру, — не убег. Кажись, мертвый.
Офицер наклонился над телом, пощупал пульс, выпрямился:
— Сказано же было — не стрелять!
— Так что, сбег бы, ваше благородие! Темень же, хоть глаз выколи. Точно бы сбег. Только до кустов бы добежал — и все.
— Это ты его уложил, Угловой?
— Так точно, ваше благородие.
— Хороший выстрел. В темноте… ты на звук его, что ли?
— Известное дело, на звук, ваше благородие. Мы на охоте приучены — зверь, он же завсегда прячется, только на звук его и достанешь…
— Ладно, Угловой, что с тобой поделаешь… берите его, несите в город. И мешок его тоже прихватите.
* * *
— Ну-с, Борис Андреевич, подведем итоги, — достаточно кисло заметил Аркадий Петрович Горецкий на следующее утро, за завтраком. — Перестарались эти, из контрразведки. Сказано им было — взять живым, а они, видно, чтобы не возиться…
— Сказать легко, — не выдержал Борис, — а если темень была кромешная…
Открылась дверь, и Саенко внес аппетитно скворчащую яичницу на огромной сковороде. Борис потянул носом и замолчал. Минут десять в комнате царило молчание: Горецкий недовольно хмурился, ковыряя в тарелке, а Борис ел с аппетитом. Нельзя сказать, что он был рад давешней неприятности, просто Горецкий порядочно надоел ему своими поучениями и менторским тоном.