За окном раздалось громкое тарахтенье. Борис обрадовался передышке и выглянул в окно. По улице ехал странный грузовик, за ним — ещё один, набитый вооруженными людьми. Люди были самые разные — бок о бок сидели солдаты и студенты, солидные господа и серьезные, добротно одетые путиловские рабочие…
По коридору пробежал знакомый студент, крикнул на бегу, что в городе беспорядки. Потом прозвучало куда более грозное слово “революция”.
Борис отложил учебник с облегчением — надо полагать, экзамена теперь не будет… Этот мелкий повод заставил его обрадоваться революции.
Все высыпали на улицы. Вдалеке раздавались редкие выстрелы, проходили группами и поодиночке расхлябанные солдаты в расстегнутых шинелях, у многих штатских были красные банты на груди.
Вдруг, рядом посыпались и зазвенели стекла. Люди разбежались в стороны, один Борис замешкался, пока не дошло до него, что это ударила пулеметная очередь. Все смотрели на него с уважением, будто это от смелости он стоял под огнем не шелохнувшись, а не от глупости и неопытности.
Борис шел по городу, удивленно оглядываясь по сторонам. В воздухе было странное радостное возбуждение — чувство, будто начались какие-то неожиданные каникулы. Об экзамене можно было забыть надолго.
Он шел и постепенно, сквозь радость и опьянение свободой, начинал чувствовать почти во всех встречных людях злую разнузданность. Принялись бить витрины, грабить магазины, избивать целой толпой кого-нибудь одного, беззащитного, беспомощного. На каждом шагу стояли ораторы и говорили, говорили пламенными лживыми голосами — говорили откровенную льстивую ложь, спекулируя красивыми словами — “народ”, “Россия”, “свобода”…
Народа Борис не видел — на улицах были только разные темные личности, дезертиры, уголовники, пьяные хулиганы.
"И это — та самая революция, о которой так долго мечтали, так много говорили? Неужели революция — это только возможность безнаказанно грабить и избивать тех, кто слабее тебя? И неужели каждый человек остается человеком только до тех пор, пока за ним присматривает государство, пока ему угрожает наказание — а чуть угроза наказания отступает, как в человеке просыпается первозданная ненасытная дикость?”
Борис шел по улице, не разбирая дороги, подгоняемый горячечным возбуждением, и видел всюду одно и то же: напыщенные речи лживых ораторов, бесчинства пьяных толп, грабежи.
Возле большого, ещё недавно красивого магазина он замедлил шаг. Зеркальные витрины были вдребезги разбиты, осколки сверкали под ногами как бриллианты. Из низкого окна, хрустя сапогами по этим бриллиантам, выбрался здоровенный небритый детина, согнувшийся под тяжестью награбленных вещей. Он нес какие-то кофты, платки, материи целыми штуками и радостно, плотоядно улыбался. Борису он подмигнул, как “своему”, и проговорил сиплым баском: