— Я полностью доверяюсь словам вашей эминенции.
— В котором часу вам велено явиться к Люксембургскому дворцу?
— К девяти часам.
— Герцог и королева-мать говорили о какой-нибудь предстоящей поездке?
— Нет, ваша эминенция, но, кажется, втихомолку готовятся.
— Вы должны оказать мне еще одну услугу.
— Слушаю, ваша эминенция.
— Если вас арестуют, скажите, что вы подкуплены для того, чтобы отравить меня, что цель мятежа — не я один, но и сам король.
— Понимаю, ваша эминенция, но мне кажется, что я рискую попасть за это в Бастилию.
— Напротив, вас за это наградят. Не забывайте, что в любом случае вы у меня в руках.
— Слушаюсь, ваша эминенция.
— Исполняйте буквально все то, что я вам приказал. Теперь ступайте, но сделайте так, чтобы никто вас не заметил.
— Я пришел сюда через конюшни, ваша эминенция, и той же дорогой уйду. Если мне попадется навстречу кто-нибудь из шпионов герцога, я скажу, что был у повара.
Ришелье одобрительно покачал головой. Жюль Гри ушел. Кардинал позвонил.
— Мои носилки! — сказал он вошедшему камердинеру. Ришелье решил сейчас же отправиться к королю, но идти он не мог и потому велел отнести себя в Лувр.
В девять часов Жюлю Гри принесут яд. Часы на мраморном камине показывали пятый час, пора было принять необходимые меры.
Одевшись в теплую рясу, он сел на роскошные, мягкие носилки, и его понесли в Дувр.
Многие прохожие на улице падали на колени, встретившись с этой странной процессией, они знали что на носилках восседает всемогущий глава Франции.
Ришелье радовался этому в душе, он сознавал свое огромное влияние в государстве.
Если его и не любили, то, по крайней мере, боялись.
А уважение, оказываемое ему при каждом удобном случае всеми иностранными дворами, служило доказательством того, что слава о его деятельности перейдет и к потомкам.
Носилки приблизились к Лувру.
Ришелье с помощью двух вельмож встал с носилок и с большим усилием, подавляя боль, прошел прямо на половину короля.
Людовик был в самом скверном расположении духа.
Его рассердило одно из распоряжений кардинала, подтверждающее справедливость обвинения его врагов в том, что он хочет взять в свои руки неограниченную власть.
Кардинал отдал приказ, что для генералов армии обязательны лишь распоряжения, получаемые непосредственно из кабинета кардинала.
Подобное распоряжение действительно имело вид открытой демонстрации против короля и самовольного присвоения власти, в сущности, давно уже сосредоточенной в руках кардинала. Такое явное доказательство самовластия сильно рассердило короля, тем более, что приказ был отдан даже без предварительного доклада королю.