* * *
Эти безумно страстные письма, которые занимают место среди самых волнующих произведений любовной литературы, не производили на Жозефину того впечатления, на которое рассчитывал Бонапарт.
Арно, который как-то был на улице Шантерэн в день, когда Мюрат принес очередное послание, оставил этому свидетельство: "Это письмо, которое она мне показала, как и другие письма из Италии, было неистово пылким. Жозефину только забавляла его страсть, не лишенная момента ревности. В моих ушах еще звучит отрывок из письма, в котором ее муж, как будто отвергая мучившие его подозрения, восклицает: «Однако, если бы это было правдой! Тогда берегись кинжала Отелло!» Я как будто слышу, как она комментирует эти слова, ее голос с креольским акцентом:
«Какой же ин уморительный, этот Бонапарт!» Она не испытывала к этому исключительному человеку такой же любви, что внушила ему, хотя, конечно, она гордилась тем, что он ее любит не менее, чем свою славу. Она наслаждалась этой славой, которая росла со дня на день, но она наслаждалась ею в Париже, где каждое новое сообщение из Италии вызывало восторженные клики толпы, а когда ей пришлось все-таки уезжать из Парижа, огорчение ее было неописуемым".
Тогда она поставила условие: ее любовник Ипполит Шарль должен уехать тоже. Карно, имевший основания сомневаться в твердости нравственных устоев генерала Бонапарта, согласился на это с легким сердцем.
Еще две недели Жозефина пробыла в Париже. Прощальные обеды, балы, вечера, очень веселые и. даже легкомысленные, так приятно ее развлекали, что каждое утро она восклицала:
— Нет, я уеду только завтра!
Надо сказать, что парижская жизнь 1796 года была непрерывным праздником, где любые самые экстравагантные выходки были не в диковинку.
«Мюскадены» («Щеголи») [13] одевались как полишинели, носили гротескного покроя рединготы, начесывали волосы как «собачьи уши» и выходили на улицу, только вооружившись увесистой узловатой палкой.
В то время как мужчины задыхались в тесных галстуках, упиравшихся в подбородок, и в высоченных воротничках, мешавших повернуть шею, женщины, как бы для того, чтобы восстановить равновесие, одевались в соблазнительные легчайшие наряды.
Послушаем Роже де Парна!
«Они показывали себя полуголыми, отбросив всякий стыд, стремились только к одному: обратить на себя внимание. Без рубашек, без нижних юбок, только в корсете и панталонах телесного цвета, они набрасывали сверху греческие туники из тончайшего светлого муслина, сквозь который просвечивали руки, ноги и грудь. Руки были украшены множеством браслетов строгих античных форм, — так же и нижняя часть икр; ноги без чулок в открытых сандалиях, и на каждом пальчике ноги кольцо с бриллиантом или драгоценной камеей».