Галерея закончилась, я вступил внутрь космопорта, архитектурный тип которого местные остряки называют «мавзолей для Сфинкса». Полюбоваться на взлет-посадку я не успевал. С некоторым сумбуром в голове я зарегистрировал себя, багаж и снова себя, потому что передумал сдавать рюкзак в багаж, а в салон пускают именно в том виде, в каком тебя зарегистрировали: если с рюкзаком – ступай в салон с рюкзаком, если без – так сдай его куда положено. Физики к этому времени уже прошли к перрону и мытарств моих не заметили.
Ни на старте, ни после него, ни на Пересадочной Станции не произошло ничего особенного. Трехдневный перелет к Терминалу я пережил сносно, сосед по каюте оказался человеком интеллигентным, он не храпел, не путал полотенца и не разговаривал даже во сне. Физики все три дня не вылезали из каюты, но стюардесса бегала к ним по пять раз на дню, принося то, то другое, то третье. Когда на второй день полета она понесла им второй завтрак, я заменил пробку у тюбика с майонезом пробкой со встроенным подслушивающим жучком. Кто ж мог ожидать, что по прошествии десяти минут с начала завтрака Нибелинмус перепутает пробки и закрутит жучком, стойким к любым сортам майонеза, тюбик со смертельным соусом чили. Соус разъел оболочку жучка и тот издал в наушниках такой звук, какой издал бы я, если бы случайно заглотил весь чили разом. За те десять минут, что жучок работал исправно, я услышал несколько замечаний относительно качества еды, талии стюардессы, надежности лайнеров «Соляр-Спэйс-Трэвэлинг» и забытого дома «Мотилиума». Конец диалога был таким:
Нибелинмус: «…жена опять не напомнила… М-да, странно, что он появился в Секторе Фаона».
Мартин: «Детектор зарегистрировал. Для меня это не было неожиданностью.»
Нибелинмус: «Да, я помню, что вы говорили, что это возможно… чертовски мощный… ох… (жадные глотки чего-то жидкого) …нет, нельзя мне острого. Надо убрать от себя подальше. Вы не видели пробку от чили?»
Парковка возле Фаонского Мьюзик-Холла была забита до отказа. Синтия Ларсон, никогда не доверявшая штурвал семейного флаера своему мужу, уже успела поцарапать пару машин не считая своей, и теперь искала свободное пространство в стороне от Мьюзик-Холла, напротив Музея Фаонского Естествознания, где, как всякому известно, парковка запрещена. Хью Ларсон хотел ей об этом напомнить, но его внимание отвлекла пылавшая цветными огнями надпись: «Только сегодня и только у нас: Великий Мак-Магг побеждает Четвертое измерение!». Огненная надпись венчала фронтон Мьюзик-Холла. «Куда ни плюнь, всюду „великие“», – тихо пробормотал Ларсон. Потом он мысленно раскритиковал порядковое числительное «четвертый» применительно к тому, над чем одержал победу Мак-Магг. Под «четвертым измерением» все подразумевают время, поэтому рекламная надпись вводит доверчивых людей в заблуждение, – размышлял Ларсон, – дешевый рекламный трюк! Сам Ларсон, конечно же, знал, что Великий Мак-Магг покорил не время, а еще одно, четвертое, пространственное измерение. Размышляя в том же направлении, Ларсон пришел к выводу, что принятый в учебниках нулевой номер для временной координаты следует продвигать в обыденную жизнь, чтобы у обывателей не возникало в мозгах досадной путаницы. С этой точки зрения следует признать, что Великий Мак-Магг учебники читал.