— Ты пьян.
— Но я все равно хочу жрать, мало ли… пьян… имею право… Жюльен, профитроли, даже пусть котлеты по-киевски… Вонючий кабак! Я купил поэтому… с собой, так сказать. — Он вывалил на столик в прихожей надкушенный батон и копченую курицу. — Минуточку… еще не все… где же это… а! — По полу покатились три апельсина. — На троих!
— А кто третий? — Ева выглянула в коридор, потом захлопнула дверь.
— Ну этот… с козьей мордой, а, пусть слышит, я его не боюсь, мы же мужики… Сейчас мы не коллеги… а как это… Нет, ты не подумай, я просто зашел пожрать, понимаешь, меня не пустили, я ничего… спокойно купил курицу в магазине… Я с вами съем курицу… Где эта козья морда?
— Нет здесь никакой козьей морды, снимай плащ.
— Ну-у-у? Нет, подожди, мне интересно, он что, будет прятаться в шкафу?
— Николаев, смирно! В ванную шагом марш!
— Я понимаю, — он гнусно ухмыльнулся и погрозил ей пальцем, — я хочу видеть эту… Я только осмотрю шкаф, ладно, но если эта… запряталась в шкафу, пощады не будет, клянусь, все отделение узнает.
Он осмотрел не только шкаф, но и балкон, кухонный стол, корзину для белья, запутался в занавесках, потом пополз по полу под тахту. Там он застрял, несколько раз дернулся и вдруг мирно захрапел.
Ева включила музыку и съела всю курицу. Подумав, вытащила Николаева из-под тахты за ноги и усадила, приладив кое-как в диванных подушках на полу.
— Николаев… Николаев! Смотри. Ева разложила на полу три апельсина и танцевала между ними, снимая юбку.
— Стриптиз… Понимаю.
Но дальше Ева раздеваться не стала. Она медленно села на шпагат так, что один из апельсинов оказался у нее между ног. Упираясь руками в пол, она опускалась и приподнималась над апельсином под музыку.
— Модерн Токинг! — правильно определил музыку пьяный Николаев. — А я могу сесть на два стула в шпагате, как Шварценеггер! Щас!.. Минуточку…
Ева легла на спину, приподняла блузку и положила апельсин на пупок. Напрягая живот, она стала подбрасывать апельсин вверх в такт музыке.
— Класс, — одобрил Николаев. — Это потому, что у тебя такой… удобный… пупок у тебя, короче, удобный… А Митрюхин из наркотиков, он животом мог монету зажать… вот тут… — Николаев стал вытаскивать свою рубашку из джинсов. — Но он упитанный такой… Танец живота танцевал… Ничего… Ему в пупок можно бы магнитофон заделать, в жизни не нашли бы… а он, дурак, на грудь нацепил… Пристрелили… — Николаев задумчиво разглядывал стулья, которые он подтащил к себе.
— Николаев… А, Николаев! — Ева теперь легла на живот, подняла ноги вверх, коснулась ступнями затылка, достала их руками и покачивала апельсин на спине. — А кто это — козья морда?