— Один, два, три… — считал я, — двадцать пять, двадцать шесть…
— Тридцать два, тридцать три… — вторил мне Кислица.
— Тридцать семь, — подытожил я.
— И трое на ладье остались, — добавил Андрей.
— А нас восемнадцать вместе с мальчишками и этим приблудным, — Веремуд кивнул на Андрея и ударил ногтем по бородке топора [51].
— И два волкодава, — добавил я, услышав, как собаки зашлись в злобном лае.
А пришлые, радостно хохоча, уже выбирались на берег. Вода стекала с их отяжелевшей чудной одежи, но казалось, что они этого не замечают. Уверены были в легкой добыче, оттого и веселились, словно дети. Спешили к деревеньке, на ходу поигрывая копьями и утыканными гвоздями палицами.
Из ватаги выделялся один. И хотя на нем, как и на остальных его соратниках, не было ни кольчуги, ни шишака, а только волчья накидка да высокий рысий колпак, в руках он сжимал большой топор с широким закругленным лезвием и длинным клевцом на обухе. И по тому, как легко он управлялся с этим грозным оружием, как по-звериному настороженно выбрался на прибрежную отмель, можно было понять, что это и был предводитель дулебов.
— Вон тот, с мадьярской секирой, главный у них, — подтверждая мою догадку, сказал Андрей.
— Ого! — удивился Веремуд. — Да христианин, как я погляжу, в оружии разбирается. Откуда знаешь, что это секира?
— Погулял я по свету белому, — ответил христианин, — оттого и разбираюсь во многом.
— Страшная штука, — кивнул старый ратник. — Вот помню, когда…
— Зато у остальных снаряжение дрянь, — перебил его Кислица и вынул из ножен меч.
— А не все равно, чем тебе кровь пускать будут — мечом, секирой или дубинкой шипованной? — покосился на него варяг.
— Это мы еще посмотрим, кто кому руду отворит! — огрызнулся старик и кончиком пальцев проверил остроту клинка.
— Ну и что скажешь, Добрын, сын Мала? — спросил меня Андрей.
— Скажу, что для начала у них надо прыти поубавить. — Я наложил стрелу на лук, прицелился и спустил тетиву.
Потом быстро выстрелил еще раз и еще. Одна за другой, три мои стрелы впились в берег перед ногами их предводителя.
— Всем стоять! — громко крикнул он и поднял вверх секиру.
Его послушались. Остановились. Затихли.
Предводитель вынул мою стрелу из земли, повертел ее в руке, на наконечник взглянул и вдруг улыбнулся.
— Хорошие стрелы делают в этом захолустье и хорошо их кладут! — крикнул он в нашу сторону. — Кто же меня пугнуть решил? Покажись и назовись!
— Негоже хозяевам прежде гостей называться! — крикнул я ему в ответ.
— И то верно, — кивнул он, силясь понять, откуда раздался мой голос, и все пытался высмотреть меня за частоколом тына.