— Сударь, как попали вы в мой сад? Проваливайте ко всем чертям! — Тут
он запрыгал и бросился опрометью домой.
Пульхер написал Бальтазару об этом удивительном происшествии и обещал
ему усугубить наблюдение за маленьким колдовским отродьем. Казалось,
Циннобер был безутешен от того, что с ним приключилось. Он велел уложить
себя в постель и так стонал и охал, что весть о его внезапном недуге скоро
дошла до министра Мондшейна, а затем и до князя Барсануфа.
Князь Барсануф тотчас послал к маленькому любимцу своего лейб-медика.
— Достойнейший господин тайный советник, — сказал лейб-медик, пощупав
пульс, — вы жертвуете собой для отечества. Усердные труды уложили вас в
постель, беспрестанное напряжение ума послужило причиной несказанных ваших
страданий, кои вы принуждены претерпевать. Вы весьма бледны и совсем
осунулись, однако ваша бес ценная голова так и пылает! Ай-ай! Только не
воспаление мозга! Неужто это вызвано неустанным попечением о благе
государства? Едва ли это возможно! Но, позвольте!
Лейб-медик, должно быть, заметил на голове Циннобера ту самую красную
полоску, которую открыли Пульхер и Адриан. И он, производя в отдалении
несколько магнетических пассов и со всех сторон подув на больного, который
при этом весьма явственно мяукал и пронзительно пищал, хотел провести
рукой по голове и ненароком коснулся красной полоски. Но тут Циннобер,
вскипев от ярости, подскочил и маленькой костлявой ручонкой влепил
лейб-медику, который как раз в это время наклонился над ним, такую
оплеуху, что отдалось по всей комнате.
— Что вам надобно, — вскричал Циннобер, — что вам от меня надобно, чего
ради вы ерошите мои волосы? Я совсем но болен, я здоров, я тотчас встану и
поеду к министру на совещание, проваливайте!
Лейб-медик в страхе поспешил прочь. Но когда он рассказывал князю
Барсануфу, как с ним обошлись, то последний в восторге воскликнул:
— Какое усердие в служении государству! Какое достоинство, какое
величие в поступках! Что за человек этот Циннобер!
— Мой любезнейший господин тайный советник, — обратился к Цинноберу
министр Претекстатус фон Мондшейн, — как прекрасно, что вы, невзирая на
вашу болезнь, прибыли на конференцию. Я составил мемориал по важнейшему
долу с какатукским двором, — составил сам и прошу вас доложить его князю,
ибо ваше вдохновенное чтение возвысит целое, автором коего меня тогда
признает князь!
Мемориал, которым хотел блеснуть Претекстатус, составлен был не кем
иным, как Адрианом.