На дворян он может иметь только влияние нравственное. В обряде же
должностных его соприкосновений с дворянством устроено так, чтобы он имел с
ними дело в лице их же представителя, губернского предводителя, и таким образом
посредством его одного поладить с ними со всеми; здесь видна особенно мудрость
законодателя, потому что иначе не было бы никакой возможности ему сноситься с
ними со всеми и ладить, принимая в соображение то различие воспитании, нравов,
образов мыслей и то бесчисленное разнообразие характеров, какого не
представляет ни одно из европейских дворянств и которое заключилось только в
нашем. Звание предводителя дворянства, будучи почти равное чином званью
губернатора, имея право на первое место после него в губернии, уже сим самым
указывает им на необходимость быть друзьями, иначе им обоим было бы неловко в
отношениях светских и непросторно на поприще должностном. Самые места
капитан-исправника и заседателей, которые, будучи избираемы дворянством,
находятся потом в полной зависимости от губернатора, указывают на необходимость
взаимного подкрепления одного в другом. Грозя именем губернатора, предводитель
может много сделать там, где не хватит собственной власти; равно как и
губернатор посредством предводителя может успешней и сильней действовать на
дворян.
Всюду могут случиться просмотры, неправда может проскользнуть везде; за
самим губернатором могут завестись грехи. И это предусмотрено: есть отдельное
лицо, от всех независимое, долженствующее держать себя от всех в стороне, даже
и от самого губернатора. Это прокурор, который есть око закона, без которого ни
одна бумага не может выйти из губернии. Ни одно производство дел по всем
губернским местам не может его миновать. Оно не решено, если он не пометил на
всех его страницах свое слово: читал. Никому не подлежит он сам во всей
губернии; никому не дает отчета, кроме министра юстиции, с которым одним только
в прямом сношении, и всегда может подать протест на все, что ни вершится в
губернии.
Словом — все полное, и везде слышна законодательная мудрость, как в
установлении самих властей, так и в соприкосновеньях их между собою. Я уже и не
говорю о тех учрежденьях, где еще далее простерлось правительственное
предвиденье, упомяну только о Совестном Суде, подобного которому не знаю в
других государствах[162]. По моему мнению,
это верх человеколюбия, мудрости и познанья душевного. Все те случаи, где
тяжело и жестоко прикосновенье закона; все дела, относящиеся до малолетних,
умалишенных; все, что может решить одна только совесть человека и где может
быть несправедлив справедливейший закон; все, что должно быть кончено полюбовно
и миролюбиво в высоком христианском смысле, без проволочек по высшим
инстанциям, — есть уже его предмет. И как умно, что выбор совестного судьи
зависит от дворянства, которое избирает обыкновенно на это место того, на кого
падает всеобщий голос, как на человеколюбивого и бескорыстнейшего человека. Как
хорошо также, что ему не назначается за это никакого жалованья, никаких наград
и что нет здесь никакой мирской приманки человеку. Одно время мне очень
желалось занять это место. Как много можно решить на нем запутаннейших спорных
дел. Сами тяжущиеся мимо собственных выгод своих перенесут дело в Совестный
Суд, как только пронесется слух, что судья судит истинно по совести и уже
прославился мудростью своего Божеского суда. Кому из нас не хочется
примириться?