— Свершилась, — кивнул Пафнутьев разочарованно. Шанцев из подготовленной западни сумел выскользнуть.
— От чего помер?
— Бог его знает... Сердце, наверное.
— Неужели у такой сволочи может быть сердце? — спросил Шанцев с нескрываемой ненавистью и только после этих слов к Пафнутьеву вернулась его обычная настороженность, а то уж больно ласков был его собеседник.
— Повидаться бы, Борис Эдуардович.
— Зачем? О чем говорить будем, Павел Николаевич?
— Мне непонятно, почему Чувыорову так хотелось убить именно ваших ребят.
— А что тут непонятного — маньяк. Умом старик тронулся. Крыша поехала.
— И дело закрыть?
— Конечно!
— Так не бывает. Чувьюров не показался мне сумасшедшим.
— А мне показался! — брякнул Шанцев и этим допустил ошибку.
— Вы были с ним знакомы?
— Я сужу по его действиям, Павел Николаевич, — назидательно произнес Шанцев, и Пафнутьев понял, что легкой победы не будет. — Уж если он в кабинете начальника милиции за нож хватается, о чем говорить? Маньяк он и есть маньяк.
Поступки непредсказуемы, поведение злобное, сознание сумеречное. Человек явно опасный для общества. Удивляет меня во всей этой истории только одно — почему его не изолировали раньше? Раньше надо было к психам посадить.
— Видимо, не сочли нужным, — вяло проговорил Пафнутьев, понимая, что эту схватку проигрывает. Позиция Шанцева оказалась достаточно надежной. С налету, с повороту его не возьмешь, тут нужна подготовка основательная, обкладывать его нужно, как медведя в берлоге. — А вам не кажется странным, что Чувьюров совершает одно убийство, затем через неделю пытается совершить второе и в обоих случаях жертвами оказываются сотрудники фирмы «Фокус»?
— Нет, Павел Николаевич, не кажется! — твердо заявил Шанцев, не задумавшись ни на секунду. — Он ведь по дурости своей, или по болезни, называйте как хотите, заранее был обречен на разоблачение, поскольку орудовал в собственном подъезде. И мои ребята жили в этом же подъезде. Чувьюров не считал нужным даже следы заметать! Он не просто маньяк, это злобный, сутяжный, завистливый тип. Сейчас таких развелось столько, что их уже давно пора прореживать! Ребята прилично одеты, подстрижены, ухожены... А маньяки, вроде этого Чувыорова, зубами от зависти скрежещут, когда видят молодых, здоровых, красивых, модно одетых... Вот он и выбрал их, чтобы добиться социальной справедливости! Он же всю жизнь за справедливость боролся и так увлекся к старости, что уже не мог остановиться. Вы согласны со мной, Павел Николаевич?
— Знаете, мне ничего не остается, как признать вашу правоту. Все это звучит убедительно.