Вадим же, наоборот, вспоминал подробности, снова переживая происшедшее.
— Мы сделали хороший ход тогда. Вели дело два следака, один был наш с потрохами, другого качало из стороны в сторону…
Я вспомнила отделение, допрос и поняла, кого имел в виду Вадим.
— И мы им подставили одного черта. Он и так был в розыске. Гнида редкая. Встретил бы — убил. Но им его не найти. Жаль, кстати.
Внезапная догадка возникла не в голове, а где-то внутри живота.
— Фоторобот? — Сейчас Вадим ответит, и все образуется.
— Да, наша тетка. Сказала, что мимо проходила. Мы ей фотографию показали, а она им описание. Два часа мучили. Но ей понравилось. Фоторобот и все такое. Технический, говорит, прогресс… Ты куда?
— Я сейчас…
Он удивленно смотрел мне вслед.
Я шла мимо гостей, машинально улыбалась, говорила какие-то слова.
Я переходила из одной комнаты в другую, одержимо, словно ища что-то, о чем понятия не имела.
Я выпила неразбавленный «баккарди» и, выйдя на улицу, выпила второй.
Я не могла ни сесть, ни лечь. Ни стоять, ни ходить. Меня как будто бы не существовало. Моему рассудку был нанесен удар. Кажется, это называется нокаут. Рассудок смирился и выходить из него не хотел. Боялся.
В голову словно бы забрался червь. Он болезненно полз от затылка к глазницам; каждый изгиб склизкого тела продвигал его вперед. Он монотонно, без паузы выплевывал в мой мозг слова, слышанные где-то сегодня: «Я — как мини-Бог. Я создаю мир».
Я ждала, когда это закончится.
Не кончалось.
Я убила невиновного.
Нокаут. Унесите меня с ринга.
Кажется, Катя помогла мне добраться до спальни.
Когда тебе двадцать лет, ты пьешь для того, чтобы понравиться людям, — остроумная, открытая, бесшабашная.
Когда тебе тридцать, если ты хочешь кому-то понравиться, то стараешься не пить. Потому что (откуда это?) становишься язвительной, самоуверенной и — ужас! — вульгарной.
В двадцать ты хочешь быть ближе к людям.
В тридцать ты хочешь быть ближе к себе двадцатилетней. И подальше от людей.
После нескольких «Баккарди» со льдом в двадцать земля плавно ускользает из-под ног, в тридцать — тебя плющит небесный диск.
В двадцать ты просыпаешься с улыбкой, в тридцать — с головной болью.
Я шла до аптечки так, словно у меня не голова, а сосуд с драгоценной жидкостью, наполненный до краев.
Выпила пенталгин.
Возвращаясь обратно, споткнулась о розовый тазик. Он перевернулся, задев швабру, которая больно ударила меня по спине. На пути еще стояло ведро.
В постели было безопасно.
Шелковое белье обнимало мое тело, и постепенно в голове перестали стучать колотушкой.
Я зарылась в одеяла. И пожалела, что не храню спиртное в спальне.