Его выстрел смешался с другими. Но Пятьсот девятый резко ощутил отдачу. Он выстрелил еще раз. Вебер, спотыкаясь, шагнул вперед, слегка огляделся, словно в страшном удивлении, и, как подкошенный, повалился на землю. Пятьсот девятый продолжал стрелять. Он прицелился еще в одного эсэсовца, у которого под мышкой был легкий пулемет. Он все нажимал на курок, хотя уже давно кончились патроны. Но эсэсовец все не падал. Пятьсот девятый постоял еще секунду, с трудом сжимая револьвер в руке. Он был готов к тому, что его немедленно пристрелят. Но в этой беспорядочной пальбе его даже не заметили. Обессилевший, он опустился, на землю сзади трупов.
В этот момент на Вебера обратил внимание один из эсэсовцев.
— Эй! — воскликнул он. — Штурмфюрер!
Вебер стоял сзади них сбоку, поэтому они не сразу заметили, что произошло.
— Он ранен!
— Кто это сделал? Кто-нибудь из вас?
— Штурмфюрер!
Они не допускали, что в него мог кто-нибудь попасть, кроме как по ошибке.
— Черт возьми! Какой идиот…
Прогремели новые выстрелы. Но они доносились уже со стороны трудового лагеря. Видны были вспышки.
— Это американцы! — закричал один эсэсовец. — Быстрей! Надо уносить ноги!
Штейнбреннер выстрелил в направлении сортира.
— Уносим отсюда ноги! Резко вправо! Через плац для перекличек! — крикнул кто-то. — Живее! Пока они нас здесь не отрезали!
— А как же штурмфюрер?
— Нам его не утащить!
Вспышки со стороны сортира усилились.
— Быстрей! Быстрей!
Эсэсовцы на бегу продолжали палить по горящему бараку. Пятьсот девятый встал и, покачиваясь, направился к бараку. Один раз он упал. Потом распахнул дверь.
— Выходи! Выходите! Они ушли!
— Они еще стреляют!
— Это наши! Выходите! Выходите!
Он доковылял до следующей двери и стал тащить людей за руки и ноги.
— Выходите! Выходите! Их тут больше нет!
Перелезая через лежащих, узники ломились в дверь. Пятьсот девятый торопился. Дверь в секцию «А» ужо горела. Так что он не мог войти. Тогда он стал кричать что было сил. Донеслись выстрелы, шум. На плечо ему с крыши свалился кусок горящего бревна. Пятьсот девятый упал, снова вскочил, почувствовал пронзительную боль и пришел в себя, когда уже сидел на земле. Он хотел подняться, но не смог. Издали услышал крики и увидел словно на большом удалении людей; их вдруг стало много. Это были не эсэсовцы, а заключенные, которые несли на себе людей; они споткнулись о него, и тогда он отполз в сторону. Пятьсот девятый ничего больше не мог. Вдруг он почувствовал смертельную усталость. Он не хотел никому мешать. Во второго эсэсовца он не попал. Да и в Вебера не так, как надо. Все казалось впустую. Он спасовал.