— Мне надо одеться.
— Выходите, вам говорят!
Нойбауэр нерешительно сошел с места. Он был в рубашке и штанах, на ногах сапоги. Он выглядел мрачным и заспанным. Один из солдат быстро ощупал его.
Нойбауэр бросил взгляд на Альфреда.
— Это ты их сюда привел?
— Да.
— Иуда!
— Но вы не Христос, Нойбауэр, — медленно возразил Альфред. — А я не нацист.
Вернулся американец, который был в сарае. Он покачал головой.
— Пошли, — распорядился говоривший по-немецки. Это был капрал.
— Можно я надену мундир? — спросил Нойбауэр. — Он висит в сарае. За крольчатником.
Капрал на мгновение замешкался. Потом он ушел и вернулся со штатской курткой в руках.
— Пожалуйста, не эту, — объяснил Нойбауэр. — Я ведь солдат. Пожалуйста, мундир моей формы.
— Вы не солдат. Нойбауэр моргнул.
— Это моя партийная форма.
Капрал вернулся и принес мундир. Он ощупал его и передал Нойбауэру. Тот надел мундир, застегнул пуговицы, вытянулся и сказал:
— Оберштурмбаннфюрер Нойбауэр. Я в вашем распоряжении.
— Хорошо, хорошо. Вперед.
Они шли по саду. Нойбауэр заметил, что неправильно застегнул мундир. Он еще раз расстегнул его и поправил пуговицы. «Все в последний момент пошло не так. Вебер, предатель, своим поджогом хотел ему подставить подножку. Он предпринял самочинные действия, это нетрудно будет доказать». Вечером Нойбауэра уже не было в лагере. Он узнал об этом по телефону. Тем не менее чертовски горькая история, именно теперь. А потом еще Альфред, второй предатель. Он просто не явился. Нойбауэр остался без транспорта, когда собирался бежать. Войска уже ушли — в лес сбежать он не мог и спрятался в саду. Думал, здесь его искать не станут. Хорошо еще, что быстро сбрил усы-щеточку под Гитлера. Альфред, вот негодяй!
— Садитесь вот сюда, — сказал капрал, указывая на сиденье.
Нойбауэр залез в машину. «Они, наверно, называют это джип, — подумал он. — Люди приветливы. Скорее даже корректны. Один из них, возможно, американец немецкого происхождения». Нойбауэр слышал о немецких братьях за границей. Союз у них там или что-то в этом роде.
— Вы хорошо говорите по-немецки, — осторожно заметил он.
— Надо думать, — холодно ответил капрал. — Я ведь из Франкфурта.
— О! — только и выговорил Нойбауэр. Видимо, это действительно чертовски невезучий день. Вот и кроликов стащили. Когда он пришел в крольчатник, дверцы в клетку были раскрыты. Это был дурной знак. «Наверно, их сейчас уже жарит на огне какой-нибудь мерзавец», — подумал Нойбауэр.
Лагерные ворота были широко распахнуты. На скорую руку пошитые флаги висели перед бараками. По большому громкоговорителю передавали объявления. Вернулся один из грузовиков с бидонами, полными молока.