ВТОРОЙ. И что же?
СОКРАТ. Оказалось, нельзя творить стихи при помощи разума. Оказалось, поэты летают. И только тогда приносят свои песни, собранные в садах и рощах муз. Поэт – это существо легкое, крылатое и безумное. И творить он может, только когда сделается исступленным, вдохновенным, чего не позволяет мне мой скучный разум. И потому я оставил свои жалкие потуги и сочинил всего один гимн в честь Аполлона. Ведь благодаря празднику Аполлона в Дельфах я прожил этот лишний месяц, и не поблагодарить его было бы невежливо. (Отдает гимн Второму ученику.) Ты передашь это сегодня священному Хору, когда он сойдет на землю Афин.
КСАНТИППА. Я не могу так! Я не могу!
СОКРАТ. Ксантиппа... Ксантиппа...
КСАНТИППА (бессвязно). Я не могу, Сократ! Я просто не могу.
СОКРАТ. Уведите ее!
Ученики держат КСАНТИППУ.
КСАНТИППА. Нет! Все, все, я буду молчать! Я буду молчать! Я должна все это до конца увидеть. Ты слышишь? Я должна быть с тобой до конца, чтобы ты знал, что я тебя люблю.
СОКРАТ (Второму). Ксантиппа – женщина, но что с тобой, Аполлодор?
КСАНТИППА вырывается из рук учеников, падает на пол и ползет к СОКРАТУ.
(Опускается на колени.) Ну, давай поговорим, Ксантиппа. Ты ведь стала у меня совсем мудрая.
КСАНТИППА (шепотом). Совсем мудрая.
СОКРАТ. Ты уже научилась беседовать со мной. Не так ли?
КСАНТИППА. Научилась.
СОКРАТ. Тогда слушай: ты ведь знаешь, что ни одна птица не поет, если она страдает...
КСАНТИППА. Знаю.
Они стоят на коленях друг против друга.
СОКРАТ. Тогда ответь мне, почему лебеди, почувствовав свою смерть, заводят такую громкую, такую счастливую песню? Отчего они ликуют?
КСАНТИППА (ничего не соображая). Отчего они ликуют?
СОКРАТ. Значит, смерть – это не всегда страдание. А ведь лебеди – это вещие птицы и принадлежат все тому же Аполлону. Ты поняла?
КСАНТИППА (целуя его руки). Я поняла.
СОКРАТ. Теперь ответь мне, Ксантиппа, свойственно ли настоящим философам пристрастие к так называемым наслаждениям: к питью или еде? Ответь мне.
КСАНТИППА. Свойственно... Несвойственно. (Вцепилась в руку Сократа.)
СОКРАТ. А к остальным удовольствиям, начиная с тех, что относятся к уходу за телом – например, щегольские сандалии, красивый плащ,– ценит ли все это истинный философ или не ставит ни во что, кроме самых необходимых?
КСАНТИППА (бормочет). Несвойственно... Свойственно...
СОКРАТ. Молодец. Ксантиппа! Стало быть, истинный философ на протяжении всей своей жизни постепенно освобождает свою душу от прихотей тела. И когда наступает час его смерти, что с ним происходит?
КСАНТИППА. Что с ним происходит?