– Быть посему, – согласился волостелин Кожема. – Сделай такое знамено.
Кожема задумался.
– И поставь свое знамено, – добавил он, – на земле под Любечем – от скалы на Днепре до двух родных могил…
– Улеба и Воика, – подсказал Бразд.
– Ты их знаешь лучше, – махнул рукой Кожема. – У нас под Остром свои могилы. А от тех двух могил на полуночь до выжженного леса, а оттуда через березовую дубраву снова к Днепру, где княжий брод.
Бразд низко, как только позволила ему спина, поклонился.
– А от княжьего брода, – продолжал Кожема, – назад к березовой дубраве, в полуденную сторону, к трем могилам, а к закату солнца до Днепра будет стоять твое знамено – так велел князь черниговский.
– Сколько сил имею, беречь буду, – еще раз поклонился Бразд.
Не только землей владел теперь Бразд. Ему, как посаднику, не пристало жить в какой-нибудь землянке. Был же у Кожемы целый терем!
Бразд начал строиться – на собственной земле, на самом лучшем месте, откуда виден был Днепр и все его владения. И не землянку или хижину строил он, а терем, рубленный из толстых сосновых бревен, с крышей из дранки, не с очагом, а с печью и трубой, терем, обмазанный снаружи и внутри белой глиной.
Строить его Бразду было не так уж трудно: лес у него был, купу брал у него не один десяток людей. Стоило Бразду кликнуть – все они явились. Нарубили леса, обтесали, сложили, вывели доверху, перекрыли, настлали крышу – добрый терем был теперь у Бразда. Издалека виден он с Днепра!
Закупы обрабатывали и его землю. Взяв купу, они должны были работать и на себя и на Бразда. Срок купам истекал, но Бразд давал новый срок. Если бы у Бразда была другая душа, он бы всех этих закупов сделал обельными холопами. Но Бразд этого не делал!
И уже стал Бразд задумываться, в какого же бога ему верить? Раньше такая мысль никогда не приходила ему в голову, он верил в богов своих предков – Перуна, Даждьбога, Сва-рога, Волоса – и, кроме того, в духов предков своего рода – домовиков.
Когда Бразд ушел из дома своих отцов, он почувствовал, что духов предков у него не стало. Он не перенес с собой очага, под которым они жили, духи остались там, где и были, – в хижине Микулы. Но и Микуле они теперь не помогали, – тот жил бедно, голодал, мерз. Нет, что-то случилось с духами предков, они, должно быть, совсем ушли из рода. Бразд в них больше не верил.
Задумывался он и над небесными богами – Перуном и другими. Когда-то, в прежние времена, он часто к ним обращался, но тогда они ему ничего не давали, он только боялся их.
Потом Бразд перестал к ним обращаться, потому что убедился, что умеет кое-что делать сам, своими руками. И он делал это втайне от богов, чтобы они даже не видели. Ибо, собирая с людей, он кое-что брал себе, давая князьям, оставлял себе толику, а старые боги, как хорошо знал Бразд, этого не любили.