На первый раз ответа не последовало, а когда Дуля топнул ногой и более строгим голосом повторил свой вопрос, тогда один из пойманных кашлянул и проговорил:
– Я немношко поймать по-русски…
Дуля внимательно вглядывался в лицо говорившего.
Это был коренастый мужчина средних лет, с грубым, обветренным лицом бронзового оттенка и стальными, серыми глазами.
– Ты латыш? Твоя фамилия Бриглибен? Ты из Ирбена? – вдруг спросил его Дуля.
Эти вопросы, точно удары плетью, падали на контрабандиста, и он все ниже и ниже опускал голову…
– Ага, братец, узнал я тебя! – снова заговорил Иван Андреевич. – Ну, теперь нечего дурака валять… Расскажи-ка все по совести, что, где и как дело было. Рассказывай.
– Ваше благородие, не губите! – вдруг на чистом русском языке заговорил латыш. – Как перед богом, всю правду скажу… Эти немцы у меня лодки наняли… Я и не знал, для какой цели. Их судно в семи верстах стоит.
– Ладно, знаю я эти басни, – не дал ему договорить Дуля. – Ты и в прошлом году то же самое рассказывал… Завтра в таможне все разберут. Теперь скажи-ка мне, кто эта женщина и почему она стонет? Она ранена, что ли?
– Нет. Это она со страху… А вот этот – муж ее.
Латыш указал на одного из контрабандистов.
– Так она по бабьей, стало быть, привычке ноет? Ну, так тем лучше… Дормастук, отправь их всех в арестантскую и поставь часового! – обернулся унтер-офицер к ефрейтору.
– Слушаю!
Через час солдаты, за исключением часовых, сидели за столом и пили чай. Несмотря на поздний час, никому спать не хотелось. Все были очень возбуждены и оживлены. Разговаривали главным образом о только что совершенной поимке контрабандистов, вспоминали все подробности этого дела, незаметно восхваляя друг друга, и заранее делили барыши[5].
– А сколько должен мой земляк получить? Ведь и он, братцы, был с нами и даже бабу в плен взял, – шутя проговорил Иван Андреевич.
У Рыжика при первых словах Дули глаза загорелись от радости.
– И он порох нюхал, – заметил Дормастук, – стало быть, и ему долю надо выдать…
– В таком разе я ему такую награду дам: завтра возьму его с собой в Либаву, а там знакомого латыша попрошу свезти его в Петербург, ежели судно будет отходить, а то пешком он на старости лет к Петербургу подойдет. И еще ему из общей кружки два рубля выдам. Согласны?
– Зачем два?.. Уж давайте все три, – послышались голоса.
– Ладно… Ну, а ты, Санька, согласен? – добродушно улыбаясь, обратился земляк к Рыжику.
Тот от радости слова не мог вымолвить и ответил благодарным смеющимся взглядом да утвердительными кивками головы.