Они пришли на исходе дня. Их было около двухсот. Закатное солнце освещало круглые шлемы и латы, превращало концы стальных пик и алебард в полыхающие свечи. Около трети воинов ехали верхом, остальные шли пешим строем — безмолвная лавина, ровными рядами накатывающаяся на заросшие газоны, запустелую подъездную аллею и дорожки, которые вели к дому.
Она ожидала их, стоя в проеме парадной двери. Был теплый летний вечер 1648 года. Дом за ее спиной представлял собой особняк времен короля Якова I, построенный из мягкого, обветренного морскими ветрами камня. Классические карнизы и пилястры свидетельствовали о тех годах перед гражданской войной, когда английский джентльмен мог позволить побаловать себя такими занятиями, как архитектура и планирование ландшафта, и построить дом на века, чтобы тот утверждал его богатство и успех.
Отряд приближался, и стало заметно, что один человек ехал чуть впереди остальных. Ее опытный глаз сразу оценил и его коня — великолепного черного боевого коня с широким крупом в двадцать ладоней, — и то, как непринужденно всадник держался в седле. У него не было ни пики, ни мушкета, но рука в перчатке покоилась на рукоятке меча, висевшего у бедра. Другой рукой он держал поводья, вполне свободно, будто сидел на тихой, покорной кобыле.
Всадники остановились у подножия небольшого лестничного пролета, ведущего к парадной двери. Не двигаясь с места, женщина хранила молчание. Долгие минуты тишина нарушалась лишь ржанием лошади, звяканьем уздечки, когда лошадь вскидывала голову и била копытами о землю. Ряды мужчин в кожаных бриджах, шлемах и латах замерли, когда солнце нырнуло за мыс и растворилось в водах залива Алум.
Заход солнца как бы послужил сигналом, и восседавший на коне провозгласил:
— Волею парламента я нахожусь здесь, чтобы конфисковать все земли и имущество Джона Редферна с острова Уайт, чей ущерб правлению парламента доказан.
Фигура на крыльце лишь склонила голову. Что еще ей оставалось делать? Ведь за ее спиной не было армии с мушкетами, нацеленными на молчаливые ряды воинов, которые пришли, чтобы изгнать ее с земель, принадлежавших ей по праву рождения. Джинни всегда умело подмечала нелепое и смешное, из-за чего в более счастливые дни детства не раз попадала в беду. И сейчас весьма некстати оно снова проявилось: две сотни вооруженных мужчин против одной безоружной, беззащитной женщины. Губы ее изогнулись в усмешке.
За годы гражданской войны мужчина многое повидал. Он видел браваду, покорность, настоящее мужество, панический страх, но не мог припомнить ни разу усмешливого выражения на лице роялиста, когда армия нового образца приступала к выполнению указов парламента.