– Я не знала, что так будет, – призналась Виктория, всхлипывая.
Вся окружавшая их роскошь оказалась ни к чему, а романтика Парижа оставляла Викторию равнодушной. Она не хотела оставаться с мужем наедине в гостиничном номере. В голове у нее была одна политика, суфражистки и демонстрации. Чарлзу начинало казаться, что муж ей ни к чему.
– С Тоби все было совсем по-другому! – неожиданно выпалила она, и униженный до крайности Чарлз вылетел из номера и отправился бесцельно бродить по Парижу.
Когда он вернулся, жена долго извинялась и искренне старалась загладить неосторожное оскорбление. И Чарлз не смог устоять перед юным, чувственным, возбуждающим телом. Он потянулся к ней, но она тут же съежилась, охваченная отвращением.
– Ты не забеременеешь, Виктория, – прошептал он в порыве страсти, но даже в судорогах мощного оргазма не чувствовал ответной реакции. Она лежала под ним как мертвая, и ничто не могло ее оживить.
– Я не доктор и не волшебник, – наконец в отчаянии пробормотал Чарлз. Никогда еще он не попадал в столь ужасное положение: женщина, которую он хотел, оказалась настоящей ледышкой. Эта пытка продолжалась неделями, и Чарлз все больше мрачнел.
Оливия регулярно писала, и Виктория, казалось, только и жила ожиданием очередного письма. Это да еще суфражистское движение стали смыслом ее жизни, остальное значения не имело. Она веселела только в женском обществе, и Чарлз начинал подозревать, что она из тех, кто не питает пристрастия к мужчинам. Возможно, в этом заключается вся проблема. Что за кошмар устроил ему Эдвард Хендерсон? Нашел наивного глупца и подсунул это сокровище? Чарлзу не хотелось думать, что мотивы Эдварда были именно таковы, но факты говорили сами за себя.
Оливия писала, что у них все хорошо. Лето выдалось необычайно жарким, отец здоров, а Джеффри наслаждается каждым днем, проведенным в Кротоне. Он прекрасно ездит верхом и не озорничает. Оливия подумывала купить мальчику новую лошадь, которую можно оставить в Кротоне. Каждый раз, приезжая погостить, Джеффри сможет выезжать на прогулки. Чип тоже процветает, сжевал всю мебель и прогрыз дорожки на коврах в ее спальне.
Она надеялась, что зять с сестрой счастливы и довольны и что несчастный случай в Сараево не нарушит их планов. Они тоже слышали новости, но надеются, что конфликт не затронет Европу. Австрийцы, несомненно, обозлены, но весь мир отнесся к убийству без особого интереса.
Чарлз полностью разделял мнение свояченицы, хотя на последней неделе июля, когда новобрачные отдыхали на юге Франции, Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Но это никого особенно не удивило. Печальные вести пришли позже, четыре дня спустя, когда Германия объявила войну России, а потом, через два дня, и Франции. События разворачивались с ужасающей быстротой.