Он подошел к лестнице, ведущей сквозь лунный свет на чутко ждущий чердак Дома.
Он глубоко вздохнул и задержал дыхание.
— Сеси, — сказал он наконец.
Дом вздрогнул.
На лестницу лился лунный свет.
Как зачарованный, Том двинулся вверх.
— Сеси, — сказал он еще раз.
Входная дверь начала тихо, чуть заметно поворачиваться и бесшумно закрылась.
Услышав вежливый стук в дверь, доктор Дуайт Уильям Олкотт оторвал глаза от россыпи фотоснимков, присланных с одного из раскопов в окрестностях Карнака[26]. Эти снимки привели доктора в крайне благодушное настроение, иначе он попросту не стал бы отвечать на стук. Собственно говоря, его реакция ограничилась еле заметным кивком, но и этого было достаточно, ибо дверь тут же приоткрылась и в кабинет просунулась лысая голова.
— Я понимаю, что это несколько необычно, — начал его ассистент, — но там пришел ребенок...
— Весьма необычно, — сказал Д. У. Олкотт. — Обычно дети ходят в какие-нибудь другие места. У него не было предварительной договоренности?
— Нет, но он говорит, что принес вам некий «дар», и, увидев, что это такое, вы непременно согласитесь с ним поговорить.
— Весьма необычный способ добиваться встречи, — заметил Олкотт. — А что, может, и вправду посмотреть на этого ребенка? Это мальчик, да?
— Не просто мальчик, а мальчик, в чьем распоряжении находится некое древнее сокровище — так он, во всяком случае, утверждает.
— Ну это уж слишком, — расхохотался куратор. — Пригласите его сюда.
— Я уже здесь. — Тимоти, стоявший все это время у полуоткрытой двери, вошел в кабинет, под мышкой у него был длинный, громко шуршащий сверток.
— Садись, пожалуйста, — предложил Д. У. Олкотт.
— Я постою, сэр, если вы не возражаете. А вот ей было бы удобнее на двух стульях.
— На двух стульях?
— Если вы не возражаете.
— Смит, принесите еще один стул.
— Хорошо, сэр.
Получив в дополнение к первому стулу второй, Тимоти аккуратно уложил на них свою невесомую ношу.
— А теперь, молодой человек...
— Тимоти, — подсказал Тимоти.
— Так вот, Тимоти, у меня очень мало времени. Изложи, пожалуйста, свое дело.
— Хорошо, сэр.
— Ну и?
— Четыре тысячи четыреста лет, сэр, четыре тысячи четыреста лет и девятьсот миллионов смертей...
— Да, вот это красноречие. Смит, — повернулся Олкотт, — еще один стул.
— А теперь, сынок, — продолжил он, когда ассистент принес стул, — садись и повтори, пожалуйста, то, что ты только что сказал.
— Пожалуй, я лучше не буду, сэр. Это слишком похоже на ложь.
— Но почему же тогда, — задумчиво сказал куратор музея, — я тебе верю?
— Наверное, потому, сэр, что мое лицо вызывает доверие.