Отец посмотрел на огонь свечи сквозь черный рубин вина.
— А раньше ты этого не знал?
— Знал. Но не понимал до конца.
— Теперь доволен?
— Тем, что понял? И да, и нет. Пожалуй, предпочел бы не понимать. Но от солнечных лучей нельзя прятаться вечно: иногда приходится выйти на свет, хотя оставаться в тени уютнее и безопаснее.
Наступает молчание. Мы оба ждем, однако ждем разных вещей: я — ответа, он — вопроса. Но первое не возникает без второго, верно? И я спрашиваю:
— Зачем ты пришел?
— Это имеет значение?
— Нет.
— Жаль, — в коротком слове успевает промелькнуть усмешка. — Не терплю бессмысленности.
— Я не сказал, что в твоем визите нет смысла. Я сказал, что он не имеет для меня значения.
— Тогда жаль вдвойне, — отец качнул головой и поднес к губам бокал.
Выдерживает паузу? Но с какой целью? Дать мне возможность собраться с мыслями? Так я их далеко и не отпускал.
— Ты пришел, чтобы меня отчитать?
Глоток. Еще один. Медленный, исполненный наслаждения. Можно было бы решить, что он испытывает мое терпение, но… Неожиданно догадываюсь: ему так же трудно подбирать слова, как и мне. А такое происходит по двум причинам: либо сказать нечего, либо сказать нужно очень много, а времени не хватает. Какая же из причин заставляет моего отца медлить?
— Нет. Я уже сказал: не терплю бессмысленности.
— Значит, меня бесполезно воспитывать?
— Воспитывать? — Он недовольно хмурится. — Никогда раньше не этим не занимался, не стану и теперь.
— Потому что не чувствуешь себя вправе это делать?
Я не шучу, не подкалываю, не издеваюсь. Всего лишь предлагаю вариант объяснения, понятный мне. И, разумеется, неприемлемый для моего собеседника:
— Раз уж ты первый заговорил о правах… Как насчет обязанностей?
— Твоих или моих?
— Я свои исполняю, не сомневайся. В отличие от некоторых несознательных личностей.
Несознательных? Очень интересно. Это его мнение или выражение неудовольствия всех остальных?
— У меня имеются обязанности?
— Сколько угодно.
— Например?
Отец ставит бокал на стол и скрещивает руки на груди.
— Ты знаешь их наперечет, но не желаешь признавать. Хочешь услышать мою версию? Услышишь. Но после уже не сможешь закрыть глаза на оплату долгов.
По спине пробегают мурашки. Десяток, не более. Я понимаю, что он прав: можно до хрипоты спорить с самим собой, но когда кто-то со стороны указывает тебе на твои ошибки, кто-то, хорошо умеющий расставлять «плюсы» и «минусы», поздно отворачиваться и затыкать уши. Готов ли я признать поражение? Сейчас узнаю.
— Не буду перечислять наследственные обязанности: от них ты можешь отказаться, если пожелаешь. Правда, они все равно останутся за тобой, но будут делать вид, что не существуют, обманывая и тебя, и себя. Хочешь жить во лжи? На здоровье. Но ведь есть еще кое-что. Души, которые ты привязал к своему Пути. Да, возможно, ты просто не умел в те дни действовать иначе, но изменить свершившееся невозможно. Нить твоей судьбы переплелась с другими Нитями, лишая свободы поступков и тебя, и других. Понимаешь, о чем идет речь?