Над государевым станом косяк за косяком летели к северу гуси, но стаи шли высоко – не присмотришься подробно, как именно птицы помогали своему полёту хвостами. Иногда над головой принимались кружить чайки. Тогда Коренга откидывался в тележке, глядя во все глаза. Он уже приделал своей птице развёрнутый лубяной хвост. Вот бы ещё оживить глиняного человечка, чтобы тянул его в нужную сторону и по необходимости заставлял подниматься!
А может, вовсе и не птичий хвост был здесь потребен, а такой, как у симуранов? Как у Торона?..
Скорого ответа не было.
К сумеркам Коренга окончательно убедился, что ищет не там. Добросердечная Тикира принесла им с Тороном повечерять. Молодой венн съел кашу, не ощутив вкуса. Хотелось, чтобы солнце вернулось в небеса и можно было продолжать возню с птицей… даже при том, что Коренга умом понимал – ничего хорошего из его нынешних попыток не будет, только сорвётся и накричит на ни в чём не повинного пса, заленившегося в сотый раз подавать ему ткнувшуюся в землю игрушку. Так всегда! Думаешь – вот-вот… совсем рядом… ещё разок…
Он решительно отнял измазанные клеем крылья, всё сложил и спрятал в чехол. Утро вечера мудренее.
Коренга был до того раздосадован чередой безысходных неудач, которой любимое рукоделие наказало его вместо утешения, что назло своей обычной опаске улёгся спать не в тележке, а на земле, на расстеленной полсти. Спать так было удовольствием, которое в путешествии он нечасто себе позволял.
Вытянувшись на спине, Коренга посмотрел против света на свою тележку, казавшуюся с земли такой высокой, и почему-то вспомнил, как отец впервые учил его затачивать головки стрел. С тех пор минуло немало лет, Коренга овладел множеством сручья[54], но свою тогдашнюю неуклюжесть, чуждость руке точильного бруска хорошо помнил доныне.
Помнил и то, как он больно стёр кожу на пальце, обиделся – почти как сегодня – и чуть не плача сказал отцу:
«Тебе-то хорошо! Ты всё умеешь, всё знаешь…»
Кузнец Железный Дуб в ответ легонько щёлкнул его по лбу.
«Дурачок… Хорошо – не когда всё знаешь, а когда есть у кого спросить!»
Коренга улыбнулся, благодарно погладил исцарапанный бок тележки и поставил себе завтра, как только умоется, последовать совету отца: подступить с расспросами к старику Тикараму. От этой мысли на душе полегчало. Коренга даже представил себе, как они станут вдвоём чертить на песке и, уж верно, придумают нечто толковое. Ему даже не явилось на ум, что старик мог ему отказать. Он поудобнее устроился на полсти и закрыл глаза, надеясь перелететь во сне в родные леса.