На той стене, где не было окна, висела карта Москвы. Возле карты стоял мужчина лет сорока пяти, стройный, моложавый, гладко выбритый, и тыкал в нее пальцем. Звали мужчину Александр Сенин. Караев сидел за столом и, мешая ложечкой чай, рассеянно слушал его.
– Почти гектар земли, – горячо говорил Сенин, – по плану городского развития, это план массовой застройки. Метро пустят через полгода, станция от этого места в пятистах метрах. Строительство жилья идет полным ходом. Для оптового рынка лучше места не сыскать.
– Только строят или живут? – спросил Караев.
– Некоторые дома уже заселены, ни одного магазина в округе, народ продукты возит из центра, можно сказать. Это золотое дно, неужели не видишь? Деньги сами в руки идут. Проснись, старик, спишь, что ли?
Караев поднялся, плеснул в ладонь из графина с водой, побрызгал в лицо.
– Я плохо спал, – сказал он, – вернее, совсем не спал.
– Съел что-нибудь? – сочувственно сказал Сенин.
– Я был не один, – нехотя объяснил Караев.
– О-о, так это совсем другое дело, – уважительно произнес Сенин, – это я понимаю.
Сенин был когда-то освобожденным председателем профсоюзного комитета на крупном производственном предприятии. В начальство выбился из рабочих, ходил в передовиках, эксплуатировал сразу семь токарных станков, зарабатывая бешеные по тем временам деньги – по восемьсот рублей в месяц. Даже имел правительственную награду – орден за трудовую доблесть. Грянула перестройка, завод обанкротился, и Сенин остался не у дел. Но жалеет он не столько об этом, сколько о том, что не успел пройти еще одну карьерную ступень – перейти в ЦК ВЦСПС – уж там бы он не затерялся – кто знает, может, сейчас бы в депутатах ходил! На жизнь Сенин зарабатывал посредничеством. Рынок, который сейчас эксплуатировал Караев, был арендован с его помощью.