Индейские воины шли спокойно. Связанные за руки моржовым ремнем, они двигались
цепочкой, обнаженные до пояса, длинноволосые. Битвы для них кончились.
Дальше все произошло быстро. Толпа качнулась, отступила, из задних рядов кто-то
тоненько вскрикнул. Согнулся и затрещал длинный корявый сук... Ни одного слова не
произнесли пленники, ни одного звука. Безмолвно, прощаясь, глядели на бухту, на горы,
на необъятный простор лесов. Потом закрыли глаза.
Когда все было кончено, Лещинский подошел к Баранову. Бледный, сдерживая нервную
дрожь, дотронулся до его рукава. Но правитель не обернулся, продолжал смотреть на далекую
пену бурунов, окрашенную багрянцем заката... Весь вечер и ночь он провел в своей спальне
возле потухшего камина. И не пустил к себе никого, даже Серафиму, приходившую зажечь
свечу.
В начале марта у входа в проливы показалась сельдь. Первые косяки прошли мимо, их
никто не приметил, зато утром от великого множества рыб вся бухта казалась молочной.
Крики птиц, носившихся над косяками, заглушали прибой, не слышен был человеческий
голос. Пустынное море ожило, на горизонте появилось несколько водяных фонтанов
стадо китов шло за рыбой.
Утро было теплое, тихое. Неподвижно стояли высокие облака, над островками клубился
туман. Влажные от ночной сырости, дремали лесистые склоны. Снег давно стаял, в эту зиму
его было немного.
Появление рыбы первый заметил Наплавков. Уже много дней он вставал до рассвета,
раньше Баранова, и уходил по берегу залива, в глубь леса, где находился серный источник.
Горячий ключ бил из-под скалы, вода постепенно остывала в огороженном камнями
углублении.
Наплавков шел чуть прихрамывая, длинные руки почти достигали колен. В этих руках
была страшная сила. Промышленные видели, как метал он гарпун, и немного побаивались
аккуратного, невысокого, с подстриженной, рано седеющей бородой гарпунщика. Разувшись,
Наплавков опускал в самодельный бассейн жилистые темные ноги, глядел, как поднимаются
на воде прозрачные пузыри. Схваченный на промыслах ревматизм каждую весну не давал
покоя.
От горячей ванны боль утихала, гарпунщик вытирал вспотевший лоб, распрямлял
плечи, затем вынимал из бокового кармана небольшую книжку, обернутую в мягкую лосиную
кожу, раскрывал и долго внимательно читал. Изредка усмехался, поднимал голову, смотрел
поверх скалы, над которой плыл тонкий пар, потом снова возвращался к книжке.
В это утро Наплавков не дошел до источника. Лесная тропа выходила на морской берег,
и за мысом, отделявшим крепость от южного пролива, гарпунщик увидел мутную белую
полосу, первых птиц, давно уже не появлявшихся возле селения. Он вскрикнул и побежал
назад к форту. Он забыл о больных ногах, о целебном ключе, обо всем. Шла рыба, нельзя
было терять ни одной минуты.