У ворот он встретил Баранова. Правитель только что выслушал рапорт, стоял
нахмуренный и молчаливый. Ночью слегли еще двое из тридцати оставшихся на ногах...
Сельдь, господин правитель...выговорил Наплавков, задыхаясь от усталости и
волнения...
Трещотки и сигнальный звон оказались лишними. Все население крепости уже бежало
к берегу.
Короткими неводами, сетками, просто корзинами, сплетенными из светлой индейской
травы, черпали сельдь в лодки. Тысячи серебристых тел трепетали в байдарах, нагруженных
почти до самых бортов. Рыбы было так много, что упавшее ведро оставалось лежать на
поверхности. Люди работали молча, не разгибая спин, забыв про усталость и истощение.
Кричали птицы, стучали черпаки и весла, возбужденно лаяли псы.
Дым костров, разложенных на берегу женщинами, запахи варева, жареной рыбы
протянулись над бухтой, будоражили изголодавшихся людей. Однако никто не бросал работы,
промышленные и алеуты без конца наполняли байдары, сваливали рыбу прямо на гальку.
Груды улова росли. Дети палками отпугивали птиц.
Лишь к полудню Баранов разрешил передышку. Сам он не присаживался ни на одну
минуту. Вместе с десятком алеутов долбил выше у скал холодильные ямы, таскал жерди для
нехитрой коптильни. Мерзлый грунт поддавался с трудом, островитяне не умели держать
кирку. Правитель скинул кафтан и картуз, лысый, маленький, бил кайлом упорную глину,
выворачивал камни.
Появление сельди как раз в тот момент, когда не оставалось никакой надежды, было
словно знамением свыше. Рыба не каждый год заходила в проливы, а искать ее в море не
хватало сил. Баранов будто помолодел, глаза его не казались угрюмыми, он снова двигался
быстро и стремительно. Даже шутил, и повеселевшие звероловы раза два приметили на его
лице улыбку.
После казни индейцев прошло много дней, а только сегодня о ней забыли. Расправа,
учиненная правителем, оставила след даже у самых зачерствелых. Алеутский князек пытался
сбежать, но его байдарку задержали караульные. Нанкоку пришлось расстаться со своей
медалью. Несколько человек притворились больными. Баранов молчал...
Сегодня все изменилось.
Только полчаса отдыхали люди возле костров, а потом Баранов опять поднял их на
работу. Опьяневшие от сытости, рыбаки с трудом продолжали нагружать лодки, свозить
рыбу на берег. Не работал лишь один Гедеон. После пожара монах еще не совсем окреп. Он
сидел на камне, вытянув вперед обмотанную бараньей шкурой пострадавшую правую ногу,
перебирал пальцами цепочку креста, внимательно следил за копошившимися людьми,
словно впервые их видел. Взгляд его был сосредоточен, неспокоен. На месте сгоревших усов
пробивалась жесткая седая щетина. Серафима принесла ему несколько жареных рыб, Гедеон
съел одну, про остальных забыл.