Правитель отодвинул перо, лежавшее поверх бумаги, сел к столу. Неяркий свет падал
сквозь круглое оконце на лысую голову, пухлые кисти рук. Годы и заботы иссушили сердце,
сгорбили спину, но одолеть не могли.
Все дни во время длительного перехода из Ново Архангельска Баранов писал письма,
распоряжения на острова, обдумывал посылку судна для описи побережья Берингова моря,
составлял список товаров, подводил счетные книги. Бурные ночи проводил у штурвала
вместе с Петровичем, как в далекие дни начинаний. По утрам в штилевую погоду стоял на
мостике, всматривался в зеленую воду. Всюду нужен хозяйский глаз.
Стадо котов, тюленей встречал как находку, сам заносил в корабельный журнал и
отдельно в карманную книжку координаты, направления стад. Богатства моря богатства
колоний. Он был их собирателем.
Кит палит! часто звал его наверх Петрович, указывая на далекую водяную струю.
Шкипер от возбуждения шевелил острым носом, грыз палец, невольно поворачивал
румпель. В юности был китобоем, а старые навыки не утрачиваются. Но Баранов ни разу не
разрешил спустить шлюпку,нельзя было терять драгоценные дни.
Думы о Ситхе не покидали, расстояние увеличивало их неотступность. Беспокоил
Лещинский, оставленный за правителя, Кусков, корабли. Тревожило поведение неожиданно
притихших колошей и слухи о новой войне. Туманные предписания главного правления,
полученные через архимандрита, лежали всегда на столе. Он готовил ответ. «Подумайте,
милостивые государи, откуда мы получили открытие, что англичане неприятели наши и
с нашею державою в войне, и где то воспрещение, чтоб не подходить им к российским
занятиям, вы еще того не доставили, и в секретных мне данных повелеваниях не сказано...»
писал он, возмущенный.
Интриги дворов мешали освоению, народы не хотели войны. Здесь, на краю империи,
он видел дальше других, и у него в памяти было всегда изречение из книги, подаренной
Тай-Фу; «Дружба не есть ли цепь, которая для достижения известной цели должна состоять
из определенного числа звеньев? Если одна часть цепи крепка, а другие слабы, то последние
скоро разрушатся. Так и цепь дружбы может быть невыгодною только для слабой ее части...»
Он не хотел быть представителем слабых.
...В каюте он долго не высидел. Комендант, наверное, уже проснулся и еще не успел
напиться. Нужно было застать его трезвым хоть на один час.
Правитель сложил бумаги, застегнул кафтан, в котором приехал сюда. Парадный сюртук
и орден остались лежать в сундуке под койкой. Не для чего было пока надевать. Молча сел в
шлюпку, молча кивнул Петровичу, сам взялся за румпель. По мелководью добрались до
берега в полчаса.