– Порожнее говоришь.
– Пустое, - снова не удержался, чтобы не поправить хана, Константин.
Тот в ответ как-то странно покосился на него, но продолжил говорить дальше, а князь мысленно одернул себя. Ну, в самом-то деле, у человека такое горе, а он его учит правильно употреблять русские слова.
– Четыре-пять сотен лошадей - капля в чаше. Для них ты траву всегда найдешь. У меня же их тысячи, много тысяч. Вот для них место сыскать тяжко.
– А переговорить с Кончаковичем пробовал?
– У нас в степи кто сильнее, тот и прав, - уныло пояснил хан. - Сегодня он сильнее. Так он мне и сказал. А еще сказал, чтобы я к тебе ехал. Пусть, говорит, твой родич землями пустыми поделится. У него их все равно много. Они, правда, лесами изрядно поросли, но ты их, говорит, выкорчуешь и степь устроишь. И смеется. У-у-у, собака! - С силой стукнул он кулаком по серому плотному войлоку кошмы, на которой они с Константином сидели.
– У меня к Кончаковичу тоже должок имеется, - медленно произнес Константин.
К неспешности в разговоре подталкивала сама обстановка - бескрайняя степь, мирно пасущиеся вдали кони, старательно выискивающие голые засохшие травинки, чудом уцелевшие от прошлого года, ровное пламя костра в ночной тиши и яркие сочные звезды, безмолвно мерцающие на сильно выгнутой поверхности черной чаши небосвода.
К тому же князь сейчас вступал на очень опасную и скользкую дорожку. Бывший шурин явно ждал от него не просто дружественного сочувствия, а гораздо большего. Не случайно же он подарил ему целый табун. Такое обязывает.
А потому нужно было ступать очень аккуратно, обещать же не просто в меру, а еще меньше, чтоб можно было потом все выполнить. Выполнить железно, вне зависимости от каких бы то ни было непредвиденных обстоятельств, которые запросто могли возникнуть.
Вот потому-то и не торопился Константин с ответом, слова свои не произносил, а цедил неспешно, придавая им увесистость, а сам быстренько прикидывал в уме - что и как. Однако по всем раскладам итог получался для Данилы Кобяковича неутешительным. Хотя если черниговцы промолчат, не рыпнутся, что само по себе маловероятно, если… ох, как много этих самых если получалось.
– Я знаю про твой должок, - кивнул хан. - Ты прости, друг, что я не сумел его отговорить. У меня сейчас много воинов, но у него больше. Намного больше. И мои люди это знают. За мной никто бы не пошел. Точнее, пошли бы, но с тяжким сердцем. А воля хана, если она неугодна человеку, это как громоздкий бурдюк на плечах, который пригибает его к земле. Какой тогда с него воин?