– Понимаю, – мужик поднимает своё стекло. Я ускоряюсь и слышу, как он мне приветственно гудит вслед.
Вот люди, а? Если бы сказал, что на «Культуре» работаю или в новостях, то такого внимания не получил бы. А «Аншлаг» – это наше все. Реально, вместо того чтобы ломать голову над сетками вещания, нужно запустить по трём федеральным Петросяна в нон-стопе, а в перерывах давать рекламу и новости села. И вся аудитория навеки наша. Я останавливаюсь на светофоре и вижу, как ко мне снова подъезжает мужик и опускает своё стекло: «Да как же ты заебал», – думаю я.
– Это… мужик… я че хотел тебе сказать, – лицо его снова стало агрессивным.
– Да поставим мы сегодня твою Воробей, поставим, не волнуйся.
– Не, обожди, я не про то. Я че хотел сказать-то. Вы заебали со своей рекламой, понял? В натуре, смотреть невозможно. Одни, блядь, «памперсы» да «тампаксы». Вы че, думаете, мы нанялись вашу рекламу смотреть?
Тут я уже не выдерживаю. «Тампаксы» ему не нравятся, блядь такая:
– Слушай, ты, урод. Благодаря «тампаксам» твоя жена «Санта-Барбару» смотрит, а ты, урод, «спартачье» в Евролиге под пиво хаваешь, понял?
– Не, я не понял…
– А ты пойми, кретин. Пораскинь мозгами, если не пропил. Ты думаешь, что это ты со своими тупыми друганами оплачиваешь эфирное время? Тебе, блядь, за твои сто рублей в месяц транслируют Лигу чемпионов? Да ты за всю свою никчёмную жизнь на десять минут трансляции не наработал, скотина. А туда же. Реклама ему не нравиться.
– Слышь, ты че, а? Ты че гонишь-то, – опешил мужик.
– Через плечо. А «Аншлаг» твой в воскресенье снимают с эфира к ебеням, понял, нет? Все! Пиздец вам, колхозники. Теперь федеральные каналы будут показывать только рекламу, новости и балет. А всё остальное – за бабки. Так что будешь приглашать свою любимую Воробей к себе домой, если денег хватит. Поюморит у тебя на кухне. Вы с женой и друзьями поржете. Можешь ещё стриптиз у неё заказать. Или водкой угостить. До свидания, любитель юмора и сатиры.
Загорается «зелёный», и я уношусь вперёд. Мужик остаётся стоять, переваривая информацию. Ему в спину тут же начинают сигналить остальные участники движения. Я вижу в заднее зеркало, как он вертит башкой по сторонам, пытаясь врубить передачу. Вид у него такой, будто его телевизором по голове треснули. Такая вот сатира.
Всю оставшуюся дорогу я размышляю над тремя вопросами: что сегодня скажет жене водила «Москвича», кого из телок удастся вытащить на дачу к Саше под Новый год и зачем я срочно понадобился Гордееву?
С водителем, в общем, всё ясно – у него траур начался. С женой его и подавно. Остались телки и Гордеев. Вроде бы Гордееву я ничего не должен. Предновогодние тезисы сделал, экономическую ситуацию набросал. Чего ж с телками-то делать? Светка не поедет, Ольге можно попробовать позвонить, Людка с подругами в Египте (или врёт, что с подругами, а сама с чуваком). Лариса? Надо у Сашки спросить, он её знает лучше. Тамара. С Тамарой очень даже можно попробовать. Тамара. Тома. Тома, Тома… Бля… Вспомнил. «Тема дня» – выступление Павловского на Первом. Я же тезисы по внешней политике сегодня сдаю. Он же вроде говорил до обеда? Чего ему с утра-то припёрло?