— Может быть, не следует искушать судьбу? — Лис выжидающе смотрел на друга. — К тому же, раб-лекарь, осмотрев его, сказал, что чужак вряд ли выживет. Да и кто он такой: или чудом выживший горожанин, или, не приведи боги, разбойник. В любом случае, он скорее навлечет на караван беду, чем поможет в пути.
— С другой стороны, — продолжал Евсей, — мы не можем прогнать того, кого уже приняли. Этим мы нарушим закон… — помощники не скрывали своих сомнений.
— Пусть остается, — вздохнув, решил он. — Так хотела Мати.
Караванщики кивнули, принимая его решение. Они уже собрались уходить, когда…
— Погодите, — остановил их Атен. — Куда его отнесли?
— В освободившуюся складскую повозку.
— Там холодно, — нахмурился караванщик.
— У нас нет свободных жилых, ты же знаешь, а селить его со своими, когда нам даже неизвестно, кто он такой… Хотя, конечно, можно потеснить рабов, если ты…
— Нет, — остановил Евсея Атен. — Он не просил, чтобы мы взяли его в караван, значит, он не раб. Ладно, пусть все остается, как есть… Во всяком случае, пока.
Хозяин отпустил, наконец, помощников, велев им собираться в дорогу, а сам пошел взглянуть на чужака.
Тот явно ждал его: стоило Атену отдернуть полог, как он встретился взглядом со спокойным взглядом мерцавших, словно звезды в ночи, глаз незнакомца.
— Я не знаю, — начал караванщик, — как отблагодарить тебя за то, что моя дочь не осталась наедине со снегами пустыни и их вечным сном…
— Лишнее, — тот шептал. Было видно, что каждое слово давалось ему с трудом. — На все воля богов. Им и слова признательности.
Атен кивнул. Караванщику начинал нравиться этот спокойный, разумный человек. — Я взял тебя не из милости, а по просьбе дочери… — продолжал он.
— Малышка многое успела мне рассказать. Поговори с ней. Так вам обоим станет легче.
Атен вскинул голову. На миг в его груди всколыхнулась злость, глаза вспыхнули яростью:
— Если ты настроил дочь против меня…! - прошипел он. — Ты об этом пожалеешь! — его ноздри напряженно раздулись. Но, видя, что раненый, не возражая и не пытаясь оправдываться, лишь смотрел на него с нескрываемой грустью, хозяин каравана взял себя в руки и уже спокойнее бросил: — Я сам решу, что мне делать. Ты здесь никто! У тебя нет права давать советы!
— Мне известно мое место, торговец, — горько усмехнулся тот, и Атену показалось, что в голосе чужака промелькнула глубокая давняя боль. Караванщику даже стало немного стыдно за то, что он набросился на этого ни в чем не провинившегося перед ним едва живого человека.
— Кто ты? Горожанин? Разбойник?
— Никто… — тяжелый вздох, снова усмешка, слабое движение головой: — У меня нет ничего, что я мог бы назвать своим домом, никого, кто был бы моей семьей.