Впрочем, напрягая память, я вспоминаю горячую речь Малинина, последний раз напрягавшего свои философские извилины, мгновенно обесценившиеся новым статусом владельца (зачем Владыке ум?!).
– Смысл! – восклицал он, задетый чьим-то вопросом. – Кто говорит о смысле там, где смысла нет по определению? Наши уважаемые планетарные Мозги просто вклинились в бесконечный процесс, придав ему видимость порядка. А смысл? С точки зрения меня лично, дальнейшая моя жизнь приобретает огромный смысл. И с точки зрения друга нашего Семена – тоже. А вот какой смысл будут видеть обитатели его мира, когда их будут жарить на ядерных горелках, – это уж вопрос иного порядка. Каждый сверчок должен знать свой шесток. Хотя меня лично не интересует шесток безымянного сверчка из чужого мира.
– Ты безнравственен, как все ученые, – сказала Катенька, ласковой безмятежностью тона только поощрив мужа.
– Безнравственен! Я лишь описываю явление уже существующее, а не пытаюсь его изменить. Это уже сделал Мозг и ему подобные. Кстати, они дали возможность каждому – каждому! – обрести бессмертие. Цепь перерождений по закону вероятности обязательно прервется паломничеством, то есть личным бессмертием человека-творца.
– Вот этого я решительно не понимаю, – сказала Марго. – Этот Мозг – один, нас много, вселенных – еще больше, людей там – не пересчитать. Так где все это помещается?
– Радость моя, ты слышала о замкнутых мирах?
– Нет, конечно.
– Ну и ладно. Суть в том, что если Галактика или Вселенная – не важно – уравновесит энергию притяжения всех своих тел – звезд, планет, пыли, и энергию массы этих тел, то суммарная энергия станет равной нулю: плюс на минус дадут мир с нулевой массой, то есть не более чем точку, даже нуль. Миллионы вселенных могут составить часть твоего серого вещества, а создавать их возможностями нашего планетоидного Мозга довольно легко. Достаточно несколько килограммов вещества сжать до десяти-пятнадцати энергограммов в кубическом сантиметре – и процесс запущен. Ты особенно не напрягайся, просто поверь, что создать Вселенную довольно просто. А вот как Мозг привязывает наше сознание к этим поделкам, – это я не могу постичь. Так выпьем же, друзья, за чудо нашего преображения, потому что мне что-то становится грустно.
И мы пили вино, подаваемое нам роботом-официантом с подносом наверху и очень похожим на тумбочку, из которой бесконечно извлекались все новые и новые сосуды с напитками.
А еще мы как-то вдруг оказались с Михайловым вдвоем, и он стал рассказывать мне о чем-то – о детстве? о брате?..