Мой любимый, мой дорогой и единственный!
Как я всегда радовалась, когда приходила домой и видела в передней шинель и пару сапог. Сапоги моего мужа. Шинель с плеча, моего обожаемого любовника. А рядом трогательные, крохотные, величиной со спичечную коробку каждый, сапожки нашего сынули и его микроскопическое пальто.
Всякая усталость сваливалась с плеч. Я знала, что меня ты всегда встретишь с улыбкой, с поцелуем. А после этого будет длинный разговор о дне минувшем, о событиях, о работе.
И никогда не бывало так, чтобы ты заснул, не поцеловав меня.
Такие вот письма. Письма куда., почему?… Письма одинокой, изумительно красивой женщины…
Зоя Ивановна 45 лет прожила одна, замуж не выходила. Всю оставшуюся жизнь ее терзала неизвестность – почему, как погиб ее муж?
И лишь через тридцать с лишним лет, в июле 1980 года, она доверила бумаге все то, что так ее мучило.
За полгода до своей смерти, словно чувствуя ее приближение, она отдала мне большой конверт.
КАК ЖЕ ПОГИБ ПОЛКОВНИК РЫБКИН БОРИС АРКАДЬЕВИЧ?
Этот вопрос для меня остается до сих пор неразгаданным.
А было так: во второй половине сентября 1947 года мы с Рыбкиным улетали из Москвы на отдых в Карловы Вары, впервые отправляясь проводить отпуск вместе. Я работала тогда в 1-м Главном управлении МВД СССР. Рыбкин – в 4-м Управлении этого министерства.
Ехали на машине на Внуковский аэродром еще затемно. Москва справляла тогда свое 800-летие и была ярко иллюминирована. Когда самолет поднялся в воздух, под нами было море разноцветных огней. Незабываемое зрелище.
Прилетели в Вену, отправились в Баден, где был расположен штаб советских оккупационных войск. Нас пригласил к себе на обед начальник СМЕРШа (?) генерал Белкин. Муж его знал раньше, я видела впервые. Ночевали в гостинице, рано утром выехали. Белкин дал нам машину и шофера, чтобы добраться до Карловых Вар. С нами в машине был сотрудник 4-го Управления Тимошков Александр. Я не помню – летел ли он с нами в самолете, не помню – был ли он с нами в Карловых Варах, но отлично помню, что из Бадена до Карловых Вар мы ехали вместе с ним.
Пересекли Австрию. На контрольно-пропускных пунктах в этой стране документы проверяли представители вооруженных сил четырех союзных держав: СССР, США, Великобритании и Франции. Рыбкин, Тимошков и шофер были в военной форме, я – в штатском. В Австрии жители встречали нас не очень-то приветливо: в двух или трех поселках нам отказались продать фрукты, которых было изобилие в садах. Дороги в Австрии и Чехословакии были обсажены дикими фруктовыми деревьями. Ветер сбивал плоды, и иногда надо было останавливать машину и разгребать лопатами дорогу. Везде были еще следы войны: по обочинам дороги разбитые орудия, сожженные танки, по сторонам разрушенные города и поселки. Миновали пограничный шлагбаум в Чехословакию. Остановились у корчмы и зашли туда, чтобы позавтракать. У нас с собою были продукты, консервы, конфеты, вино. Попросили хозяина корчмы дать нам кипяток. Он предложил отведать чешские национальные блюда и отодвинул в сторону нашу снедь. Мы решили, что он хочет заработать, и плотно позавтракали, не отказываясь ни от каких блюд, которые он и его жена предлагали нам. Но когда Рыбкин вынул из кармана бумажник, чтобы расплатиться, корчмарь отчаянно замахал руками. «Вы – наши освободители. Мы у вас в вечном долгу. Вы мои гости». Мы оставили ему конфеты, вино. Поехали дальше. Везде в Чехословакии жители сами предлагали сливы, яблоки, груши, и никто не брал с нас денег. Расплачивались мы московскими продуктами.